— Я спустилась за свечами, — сказала дочь. — В гостиной не хватает света, даже когда яркое солнце. Трудно читать.
— Что ты читаешь?
Он редко интересовался этим, и Оливия не скрыла удивления:
— «К-комментарии» Юлия Цезаря. — Она показала корешок книги. — Оч-чень интересно. Это о Галльской войне.
— О, я когда-то тоже прочитал.
— Понравилось?
— Не слишком. Очень уж он восхищается войной.
Оливия внимательно посмотрела на отца:
— Вас что-то огорчает?
Он протянул руку, слегка потрепал дочь по щеке.
— Ничего особенного, просто осада весьма нудная штука. И жестокая.
Оливия коснулась его руки. Они мало говорили по душам, но оба чувствовали внутреннее родство душ, которое во многом заменяло им слова.
— А где Фиби? — спросил он.
Оливия слегка нахмурилась:
— Ой, мы не виделись сегодня. Наверно, занята своей пьесой.
— Пьесой?
— Да, вы разве не знаете? Пьесой в стихах. Фиби — очень хороший поэт.
Кейто был весьма удивлен: он и не подозревал о литературных наклонностях своей юной супруги и уж тем более об ее успехах на этом поприще.
Он тряхнул головой, как бы отметая подобное, даже сами мысли об этом, и поспешил вверх по лестнице к себе в спальню, перешагивая через две ступеньки.
Когда он открыл дверь, в комнате было полутемно; шторы на окнах и полог вокруг постели не отодвинуты. Пламя в камине еле теплится.
Кейто стремительно подошел к кровати.
— Фиби, ты заболела?
Она лежала, свернувшись калачиком и забившись в угол. Когда же он окликнул ее, со стоном повернулась на спину. Насколько он мог разглядеть, лицо у нее было бледным, глаза заплыли.
Больна… Может быть, беременность?
— Что с тобой? — повторил он, раздвигая шторы на окнах и пытаясь говорить спокойно, чтобы ничем не выдать своего волнения.
Фиби снова пошевелилась на кровати, на сей раз приподнялась и со стоном согнула ноги в коленях.
— Это все месячные, — пробормотала она, не подозревая, что разрушает его надежды. — Первый день у меня всегда самый тяжелый, но на сей раз хуже, чем всегда.
Итак, целый месяц прошел впустую, не принес ожидаемого результата. Он заметно нахмурился, и Фиби по-своему поняла его взгляд.
— О, я так прямо говорю об этом… Извините.
Кейто не знал, что и ответить. Его прежние жены действительно не сообщали ему о своих временных женских недугах, а просто переходили спать на кровать в гардеробной и так же молча возвращались по прошествии нескольких дней на супружескую постель.
Не слыша больше его голоса, Фиби вновь открыла глаза.
— Прошу прощения, милорд… — Она попыталась удобнее устроиться на подушках, откинула с лица волосы. — Но я не могла не сказать этого, вдруг вы подумали что-нибудь другое? И вообще, в эти дни у меня голова идет кругом, и я могу говорить невпопад. Даже не знаю, то ничего, а то ужасно плакать хочется, и нервы разыгрываются, и я сама не своя. Ой, что я опять наговорила! Вам ведь неинтересно все это слышать, верно?
Казалось, Кейто вот-вот рассмеется, но он лишь оглядел комнату и сказал:
— Ничего удивительного, что у тебя плохое настроение.
Тут так темно и холодно, в этой комнате, что поневоле заплачешь. А за окнами тем временем настоящая весна!
Кейто раздвинул тяжелые занавески, и спальня наконец озарилась ярким солнечным светом. Подойдя к камину, он подбросил дрова, разбил гаснущие угли.
Фиби с интересом следила за его действиями, словно никогда и не представляла, что он способен заниматься простыми домашними делами.
— Вы надолго приехали? — спросила она, когда он уже направился к выходу.
Маркиз опять был во всем черном, если не считать белоснежного ворота рубашки и перстня на пальце.
— Сегодня вечером я встречаюсь с Кромвелем, — ответил он, обернувшись от двери. — Я сюда заглянул по дороге узнать, как вы тут.
— И потом сразу вернетесь к осаждающим?
Кейто пристально вгляделся в ее бледное лицо с тенями под глазами. Хочет, чтобы я побольше времени проводил с войском? Или скучает без меня? Нет, такое маловероятно.
Он намеревался провести здесь несколько дней после встречи с Кромвелем, но теперь переменил решение. Помимо всего прочего, Фиби в нынешнем состоянии не сможет разделить с ним супружеское ложе.
— Да, — ответил он, — я вернусь через неделю. — «И снова на десять минут», — с горечью подумала она. — Пошлю к тебе миссис Биссет с какой-нибудь едой, — сказал он, уже выходя за дверь.
Фиби проводила его взглядом и уставилась на захлопнувшуюся дверь. Значит, еще целая неделя ожидания? Она натянула одеяло на подбородок и вытянулась на постели. Отчего так болит живот? Раньше такого не было. Во всяком случае, болело не так сильно. Неужели из-за той мази, что Мег дала ей по ее просьбе, чтобы предотвратить беременность? Фиби упорно употребляла ее перед приходом Кейто, а затем, когда он засыпал, вставала и шла в туалетную комнату, чтобы смыть все следы. В этом месяце, как она убедилась, снадобье, полученное от Мег, помогло.
А Кейто? Как отнесся он к тому, в чем она ему только что так откровенно призналась? Об этом невозможно было судить по его лицу: оно почти всегда оставалось бесстрастным. В темно-карих его глазах ничего нельзя было прочитать. Фиби никогда не видела его разгневанным, зато нередко тон его становился неприятно насмешливым.
Снова отворилась дверь, и в спальню вошла Оливия с подносом в руках.
— Отец уже уехал, — сообщила она. — Он сказал, что ты нездорова. Я з-заметила твое отсутствие за завтраком, но подумала, что ты пошла в деревню. Вот, поешь.
Она поставила поднос на столик у постели.
— Я не голодна, — отозвалась Фиби. — Но все равно спасибо.
— Что с тобой? Месячные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90