— мягко спросила Миранда.
— Нет, — кратко ответил он. Потом снова поднес фляжку к губам.
Что могло знать это невинное существо со свежим и нежным личиком о безумии, о всепоглощающей страсти, о похоти, утолить которую невозможно, как невозможно раз и навсегда утолить человеческую жажду и голод, накормив и напоив однажды? Миранда и понятия не имела о том, что значит беспомощно наблюдать, как жестокий недуг овладевает женщиной, которую он когда-то любил… И как это ужасно — понимать, что смерть Шарлотты принесет ему свободу.
Что могла Миранда знать о таких чувствах? Что могла она знать о страшной минуте, когда его пытливые пальцы искали признаки жизни и не находили их, и ему хотелось закричать от радости избавления, когда в этом прекрасном, полном жизни молодом теле перестало биться сердце? Как могла она судить о мужчине, денно и нощно возносившем молитвы Господу, чтобы смерть жены освободила его от ежедневной пытки, знавшем, чьи сильные и решительные руки свершили этот акт мести и освобождения? Как отнеслась бы она к человеку, намеревавшемуся унести эту тайну с собой в могилу?
Миранда повернулась, чтобы взять на руки Чипа, забившегося в угол комнаты. Если лорд Харкорт не хочет говорить, о своих кошмарах, пусть так и будет. Может, он, как и Робби, не понимал или не знал их причины? Робби никогда даже не умел рассказать, что его напугало. Все, что он мог сказать, это что падает в какую-то черную пропасть. Она высунулась из окна, чтобы подышать ночной свежестью, и заметила на востоке тончайшую перламутровую дымку:
— Скоро начнет светать.
Гарет поставил фляжку на стол:
— В таком случае я хочу вздремнуть часок. Тебе это тоже не помешает. — Он лег в кровать и закрыл глаза.
Миранда еще с минуту постояла у окна, потом тоже легла. Но ей больше не хотелось спать, и она лежала, уставившись в темноту за окном, которая постепенно уступала место рассвету, и прислушивалась к птичьему хору, возвещавшему о приходе нового дня ликующим пением. Где ей суждено оказаться к концу этого дня? В каком-то дворце в Лондоне — в мире, о котором ей не было известно ничего… в мире, о котором она и не хотела что-либо узнать. Как могла она сыграть роль этой важной дамы — леди Мод? Она была странствующей комедианткой, акробаткой. Было просто нелепо думать, что она сумеет притвориться кем-то другим. Но кажется, граф считал, что ей это удастся.
Чип выпрыгнул из постели, вскочил на подоконник и исчез в ветвях магнолии.
Она поняла, что так и не заснет. Поэтому отбросила одеяла и встала, с наслаждением потянувшись. Потом тихонько оделась, оглядела комнату. Одежда графа была разбросана по полу, какие-то предметы его туалета валялись на сундуке у кровати — там, где он небрежно бросил их.
Миранда наклонилась поднять их и сморщила нос — его платье издавало знакомый терпкий запах. Однажды Рауль вернулся из загула, «благоухая» точно так же. Рауль был растрепанный, с распухшими губами и мутными глазами.
— От тебя воняет шлюхами, Рауль, — поморщилась утром Гертруда, когда атлет в порыве нежности попытался заключить ее в могучие объятия.
Мужчины и публичные дома, как знала Миранда, были неразрывным целым, но при мысли о том, что и лорд Харкорт ищет удовольствие в этих заведениях, она испытала разочарование.
Она с силой встряхнула одежду, пропитанную омерзительным запахом. Что-то выскользнуло из складок камзола и упало на пол. Она наклонилась. Это оказался маленький бархатный мешочек.
Миранда аккуратно положила камзол и рубашку на сундук и вытряхнула содержимое мешочка на ладонь. На ее руке лежал золотой, украшенный жемчугом браслет в виде змейки, весьма изысканной работы — изящные линии ласкали взгляд. Она поднесла драгоценность к свету. Ей сразу бросилась в глаза прекрасная фигурка лебедя, выточенная из изумруда. Браслет был сказочно красив, и в то же время в нем чувствовалось что-то угрожающее. В изысканных волнистых контурах змейки было что-то мрачное и пугающее, но от лебедя в лучах раннего утра исходил ясный блеск, и в нем не было ничего пугающего. В зеленом блеске камня было что-то удивительно невинное и успокаивающее.
И вдруг все ее тело содрогнулось от непонятного ужаса. По спине побежали мурашки. В этом браслете было нечто, вызывавшее у нее не поддающийся ни объяснению, ни пониманию страх. И кроме того, она вдруг ощутила, что было в нем что-то знакомое, хотя и не сомневалась в том, что никогда не видела этой вещицы.
Она собиралась осторожно положить браслет в бархатный мешочек, когда услышала голос графа, окликнувшего ее с постели:
— Что ты делаешь, Миранда?
Она испуганно обернулась:
— Я собирала вашу одежду, милорд, и этот браслет выпал из кармана. — Она положила его в мешочек и заметила как бы про себя: — Судя по запаху, исходящему от вашей одежды, вы пришли из борделя.
Гарет заложил руки за голову. Уголки его губ приподнялись в усмешке.
— И что же?
Миранда пожала плечами:
— Думаю, ничего.
Глаза Гарета искрились смехом:
— О, да ты, оказывается, ханжа, Миранда!
Миранда не ответила, но щеки ее окрасились легким румянцем. Она смущенно теребила мешочек.
Гарет сжалился над ней и заговорил о другом. О браслете.
— Принеси браслет сюда, Миранда.
Миранда подчинилась. Он взял мешочек из ее рук и вынул драгоценность.
— Дай-ка мне руку.
Миранда протянула ему руку и завороженно смотрела, как он застегивает браслет на ее запястье. Она подняла руку с браслетом к свету. В изумрудах заплясали зеленые огни, и жемчуга мягко замерцали на фоне золота. И снова Миранда испытала странное чувство ужаса — по телу ее пробежал трепет страшного предчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116