Но в это беспокойное время и таких речей было вполне достаточно, чтобы представить их как начало заговора по вызволению законного царя из заточения. Императрица приказала арестовать Голицыных. Они в панике бежали. В погоню отрядили их лучшего друга князя Дмитриева. На то был, разумеется, издан соответствующий императорский указ, и князь сильно колебался, но был обязан повиноваться своей повелительнице.
Он намеревался проявить сочувствие и понимание, возвращая их под охраной в Петербург, где их должны были поместить в Петропавловскую крепость — зловещего вида серое огромное здание, которое он мог видеть сейчас из своего окна на противоположном берегу сверкающей под солнцем Невы. Он намеревался пообещать ходатайствовать перед императрицей, чтобы Софью Ивановну выпустили из тюрьмы и она родила бы ребенка дома. И намеревался сделать так, чтобы Алексей Голицын живым из этой крепости не вышел. И вдова, слабая после родов, опечаленная, в страхе за свою жизнь, легко уступит, когда единственный человек, которому она могла бы довериться, предложит свою защиту и поддержку.
Это был тонкий и хорошо продуманный план. Но когда он добрался до той грязной дыры, в которой еще не выветрился запах крови и смерти, он обнаружил, что план его рухнул.
И вот спустя почти двадцать два года он был близок к осуществлению задуманного. Он завладеет огромным состоянием Голицыных, которое делало Алексея таким независимым, таким уверенным на вершине дворцовой иерархической лестницы. И он завладеет дочерью Софьи Ивановны.
Все складывается замечательно, думал князь Дмитриев. Наконец-то, помимо личного удовлетворения, он получит еще и то, чего не смогла дать ни одна из его предыдущих жен. Все они ушли в могилу бездетными, но неужели эта свежая, молодая девственница тоже не сможет забеременеть?
Он потер ладони в предвкушении удовольствия. Завтра он увидит Софью Алексеевну Голицыну, а она увидит седеющего величественного генерала, озабоченного тем, чтобы угодить своей будущей жене, осыпающего подарками застенчивую, простодушную девушку из диких степей, готового дать ей добрый совет, надежную защиту, передать свою мудрость, которая поможет в первые недели справиться со сложностями придворного этикета. Так незаметно и постепенно она окажется в полной зависимости от именитого супруга.
Адам бросил беглый взгляд на свою спутницу. За последние недели он уже привык краем глаза разглядывать Софью. Даже просто смотреть на нее доставляло ему необычайное удовольствие, хотя он изо всех сил старался скрыть это. Он и сам себе с трудом признавался в такой слабости. Долгое время ему удавалось бороться со своими чувствами, но в конце концов Адам не мог не признать, что никогда в жизни не получал большего удовольствия, чем от общения с этой яркой, сильной девушкой, чей разум был развит так же, как и тело. Она радовалась, словно открывала для себя новые миры, таким простым вещам, как скачка верхом в солнечный день, полет коршуна, крик козодоя, ломоть черного хлеба с медовухой, утоляющие голод и жажду, благословенный сон после целого дня, проведенного на свежем воздухе. Она не обращала внимания на неудобства. Не далее как вчера она проспала всю ночь на столе, завернувшись в свою накидку, спасаясь от насекомых, которыми кишела убогая лачуга, где они остановились на ночлег 67Она только смеялась над его заботливым беспокойством, поигрывая черными искрящимися глазами, и улыбалась своей насмешливой, чуть неправильной улыбкой, от которой он был без ума, когда вгрызалась в прогорклый сыр и черствый хлеб с таким аппетитом, будто это были изысканные яства императорской кухни.
Софи чувствовала на себе его взгляд, но, как всегда, подчиняясь врожденному чувству осторожности, тщательно избегала встречаться с ним глазами. Она не понимала, почему он так загадочно смотрит на нее, только ощущала легкую приятную дрожь. Повторения того поцелуя не будет. Она смирилась с этим, равно как смирилась с неизбежностью настоящего путешествия. Они оба вели себя так, словно того божественного мгновения не было вовсе, поскольку, разумеется, ничего подобного и не могло иметь места между молодой девушкой, едущей к будущему мужу, и мужчиной, которому оказано доверие сопровождать ее. Свобода и легкость, испытываемые ею в его обществе, были, безусловно, приятны; это было настоящее удовольствие, возникающее в дружбе и постоянном общении родственных душ. Единственной запретной темой разговора был генерал князь Павел Дмитриев. Что на самом деле довольно странно, как не могла не заметить Софи. Почему ей не хочется расспрашивать Адама о его генерале, человеке, которому отводится главенствующая роль в ее собственной жизни? И почему он сам никогда не изъявляет желания рассказать что-нибудь о Дмитриеве?
Путь их пролегал по новгородской равнине, простирающейся во все стороны насколько хватало глаз. Однообразие пейзажа скрашивали лишь случайные отблески солнца на водной глади речушек и небольших озер, которых здесь было видимо-невидимо. Хан вскинул голову и с шумом втянул воздух.
— Адам!
— М-м-м? — с улыбкой откликнулся он; лучики морщинок собрались в уголках глаз и рта.
— Не перейти ли нам на галоп?
— Полагаю, вам доставляет удовольствие заставлять меня глотать пыль?
— Разумеется, — весело согласилась она. — Какие еще у меня могут быть причины?
— Вот создание! — В том же духе ответил Адам. — Не может и минуты провести в покое. С вами не соскучишься, Софи.
Она рассмеялась, расценив последние слова как разрешение, и цокнула языком. Хан немедленно всхрапнул и понесся вскачь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126