Саймон даже не пошевельнулся, спокойно глядя на них с высоты своего роста. Ариэль взглянула на него, несколько удивленная его спокойствием. Потом собаки медленно опустились на задние лапы и снова легли, положив головы на вытянутые передние лапы. Они все еще поглядывали на Саймона, но уже без подозрения или враждебности.
Несмотря на некоторую досаду, на Ариэль произвела впечатление эта сцена. Ведь впервые кто-то, помимо нее, выказал несомненную власть над ее зверями.
— Вы умеете обращаться с собаками, сэр? — спросила она. — До этого момента Ромул и Рем признавали только меня.
— Все животные, которые охотятся стаей, признают чье-то лидерство, — небрежно ответил Саймон. — И в этом отношении волкодавы ничем не отличаются от волков. Как я понимаю, раньше они считали вас вожаком стаи, а теперь, похоже, признали меня вашим заместителем.
Он весело рассмеялся, и Ариэль тоже не могла сдержать улыбки. Человек, который заслужил почтительное отношение ее собак, явно обладал какими-то скрытыми достоинствами.
Когда Ариэль увидела его улыбку, ей пришло в голову, что он отнюдь не так уродлив, как показалось ей на первый взгляд. Особенно если рассматривать каждую черту его лица в отдельности, одну за другой: глубоко посаженные, но красивые глаза, крупный нос с изящно очерченными ноздрями, чувственные губы и крепкие белые зубы. На какое-то время она позабыла все на свете, захваченная ощущением исходившей от него притягательности. Однако она заставила себя пересилить это чувство и вспомнить, что он все же Хоуксмур. Поникнув, Ариэль сложила руки и спрятала их в складках своей пышной юбки.
— Мой… мой брат объяснил…
— Что вы весьма некстати заболели? Да, он сказал мне об этом, — ответил Саймон с легкой насмешкой, присаживаясь на кровать. — Вам вовсе не надо так беспокоиться по этому поводу, Ариэль. Я не собираюсь требовать от вас исполнения супружеских обязанностей до тех пор, пока вы не почувствуете себя готовой к этому.
— Я весьма признательна вам, милорд. — Ариэль едва заставила себя произнести эти слова.
— Как я понял из слов вашего брата, вы выросли исключительно в мужском обществе, — начал Саймон.
Если эта девушка осталась в блаженном неведении и, возможно, именно поэтому страшится плотской стороны брака, то кто-то должен взять на себя труд просветить и успокоить ее. Судя по всему, выходило, что исполнить эту миссию должен именно он, ее муж.
Ариэль нахмурилась, пытаясь понять, к чему он клонит. Саймон ошибается, но ее жизнь за пределами замка оставалась в строгом секрете. Ее братья ничего не знали про ее друзей среди местных жителей и про то, чем она занималась среди них.
— Я никогда не испытывала ни в чем недостатка здесь, в замке, — ответила она, тщательно подбирая слова.
— Но, дорогая моя, это же совершенно возмутительно, что вы выросли, не имея вокруг себя никого, кто мог бы научить вас…
— Научить меня чему? — прервала она его.
Саймон в волнении провел рукой по коротко остриженным волосам.
— Я попытаюсь ответить на любой вопрос, который может у вас появиться, — сказал он. — Я вряд ли смогу объяснить вам все так, как сделала бы это ваша матушка, но все же…
Он окончательно смутился и замолчал. Ариэль едва сдерживала смех, ее глаза лучились весельем.
— Что такого смешного в моих словах? — спросил он.
С видимым усилием Ариэль заставила себя успокоиться.
— Милорд, заверяю вас, что нет ничего, чего я не знала бы об этих вещах. Все, что вы собираетесь рассказать, мне давно известно.
Она подумала о своих лошадях, о своих визитах в окрестные деревеньки в качестве акушерки и снова испытала приступ неудержимого веселья. Она не могла рассказать Саймону про все это, но было просто абсурдно, что он пытается просветить ее относительно женских дел, которые она знала куда лучше его.
Лицо Саймона замкнулось. Не говоря больше ни слова, он поднялся с кровати, взял трость, проковылял к выходу из комнаты и закрыл за собой дверь. Одно дело — выносить не слишком замаскированные насмешки братьев Равенспир, и совсем другое — слышать их от своей невесты. От девчонки, намного младше его годами, ни разу не покидавшей дома, в котором родилась, не знающей ничего о том мире, который знает он! И она еще позволяет себе смеяться над его, пусть весьма неуклюжими, попытками завоевать ее доверие.
Кровь его бурлила от возмущения, но за этим гневом крылась мрачная неуверенность. Неужели она видит в нем всего лишь предмет для насмешки? Или отвратительного, покрытого шрамами калеку? Человека, давным-давно забывшего, что такое молодость? Страдальца, лицо и тело которого потрепаны в жизненных неурядицах, боях и походах? Ужасного мужа такой юной и цветущей девушки? Ужасного мужа, навязанного ей? Он вспомнил, как вела себя Ариэль во время венчания. Она явно чувствовала себя сторонним участником этого спектакля. Но как ее могли вынудить к согласию на брак? Все-таки сейчас не средневековье: ни одна женщина не может быть насильно выдана замуж.
Хотя Рэнальфа Равенспира и его братьев вряд ли можно назвать цивилизованными людьми. Неужели они угрозами заставили свою сестру пойти к алтарю?
Душа его корчилась при одной мысли о том, как он мог выглядеть в глазах молодой и прекрасной девушки. «Ничего удивительного, что она даже не может представить себя со мной в супружеской постели», — в приливе отвращения к себе подумал Саймон. Он намеревался разрушить ее предубеждение против Хоуксмуров и гнал от себя мысль о том, что может быть ей отвратителен сам по себе. Но его скрытые страхи, похоже, оправдывались, и он даже не мог представить себе, как преодолеть ее неприязнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122