Он обнял ее, и всхлип превратился в довольный вздох. Его мужская плоть дрогнула, отвечая на близость, и Гай резко отстранил Магдалену.
— Ну же, милая, у нас нет для этого времени. Ты просто молодец и очень мне помогла, но теперь следует поспешить в Савойский дворец. Дик нуждается в срочной помощи.
Отвернувшись от нее, он повел своего скакуна к маленькому отряду, ожидавшему его с двумя относительно здоровыми лошадьми, что-то мягко сказал Дику, обернул его руку платком и помог сесть на коня оруженосца. Оруженосец сел сзади. Второй паж вскочил на своего жеребца. Магдалене, очевидно, следовало подойти к кобылке, по-прежнему стоявшей на дороге с опущенной головой. Но путь преграждал обезглавленный труп, и Магдалену затошнило. К счастью, Гай понял, что она испытывает, и сам привел животное.
— Ты можешь ехать верхом, Магдалена? — осведомился он так мягко, словно кровавого кошмара последних минут вовсе не существовало.
Магдалена поколебалась. Если она скажет, что не в силах держаться в седле, он посадит ее перед собой. Но она отчего-то чувствовала, что он не хочет этого и всему причиной ее поведение. Поэтому она нерешительно улыбнулась.
— Да, господин мой, могу.
При виде этого жалкого, но храбро улыбавшегося личика Гай едва не поддался искушению презреть голос осторожности и подхватить ее на руки, как в прежние времена. Но эти времена давно остались позади, а Магдалена де Брессе стала олицетворением опасного соблазна. Он понятия не имел, как и когда это случилось, и знал только, что ничего нельзя поделать.
— Ты наделена отвагой истинных Плантагенетов, — со спокойным одобрением заметил он, подсаживая ее в седло.
Магдалена посчитала это одобрение недостойной заменой тому счастью физической близости, которого жаждала, но смирилась с тем, что имела.
Глава 4
Магдалена сидела за высоким столом в большом парадном зале Савойского дворца с темными сводчатыми потолками и безуспешно высматривала Гая. Когда они кое-как добрались до дворца, он проводил мадам де Брессе в ее покои и препоручил служанкам, наказав выпить немного вина для подкрепления сил. Несмотря на этот весьма своевременный совет, она ощутила, что от нее отделались, потому что Гай поспешил удалиться с таким видом, словно ее участие в опасном приключении было чем-то незначительным. Эдмунд по-прежнему не появлялся, а его оруженосец с некоторым беспокойством рассказал, что лорд уехал один, как только началась финальная схватка.
Магдалена послала одного из пажей к герцогине с просьбой освободить ее от участия в сегодняшнем пиршестве. Но мальчик вернулся с отказом: сам Джон Гонт требовал ее появления за хозяйским столом. Очевидно, герцог возжелал еще сильнее уязвить Эдмунда, подчеркнув его отсутствие одиночеством жены.
Настроение Магдалены от этого, разумеется, не улучшилось. Она никому не рассказала о нападении разбойников и теперь размышляла, не стоит ли воспользоваться этим предлогом, чтобы не идти в зал. Знай герцог о том, что ей пришлось пережить, наверняка внимательнее прислушался бы к ее жалобам. Вероятно, ее пытались похитить с целью получения выкупа: вполне обычное преступление, особенно с тех пор, как шайки разбойников наводнили и Францию, и Англию, — печальное следствие войны, научившей вооруженных мужчин жить мародерством и грабежом. В периоды затишья солдаты, оставшиеся без денег и работы, безжалостно терроризировали обе страны, наводя ужас и страх на мирных жителей.
Она не знала, что его светлость уже обо всем извещен. Гай, не тратя времени, рассказал о случившемся. По его мнению, и несчастья Эдмунда, и неудавшееся похищение — звенья одной цепи. До начала пиршества оставалось мало времени, и они не успели подробно обсудить события сегодняшнего дня, но теперь Ланкастер в глубокой задумчивости восседал в резном кресле, иногда украдкой поглядывая на дочь. Стул слева от нее был свободен, и Магдалена не делала попытки заговорить с соседями. Несмотря на каменное спокойствие и раздраженно кривившиеся губы, обличавшие природу истинной дочери Плантагенетов, она словно излучала материнское очарование. Любой мужчина при виде этого чувственного личика и точеной фигуры немедля испытывал горячее желание опрокинуть ее на постель, ощутить, как эти белые обнаженные ноги обхватывают его спину, а руки гладят плечи. Но было в ней и кое-что еще, отнюдь не присущее Изольде, и Джон Гонт не мог не распознать в своей дочери прямоту и честность, невольно трогавшие его сердце.
Магдалена рассеянно ковыряла корочкой хлеба запеченную в тесте гусятину, односложно отвечая на все старания вовлечь ее в разговор. Скоро все от нее отстали. Она знала, что не пользуется особой любовью придворных дам герцогини. Одинокое детство, проведенное в глуши, если не считать нескольких месяцев в доме Гая, привило ей некоторую застенчивость, необщительность, неспособность сплетничать, особенно злословить, что было часто присуще женщинам при дворе. Кроме того, ей открыто завидовали: еще бы, какая-то провинциальная простушка внезапно оказывается дочерью самого герцога! Люди не знали, как к ней относиться, и не оказывали того почтения, каким пользовались другие дети Ланкастера: Элизабет, Филиппа и наследник, молодой Генри Болингброк, но при этом никто не смел открыто выказать неучтивость. Тем не менее ее история была предметом оживленных пересудов.
Ко всему прочему бесконечно наивная Магдалена совершенно не замечала того, что бросалось в глаза остальным женщинам, — неотразимого действия, которое она производила на мужчин. Только слепой не увидел бы, какими глазами они смотрят на нее, как стараются помочь сесть в седло, поднять оброненную перчатку, предложить только что сорванный цветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128