Правда, на длинном сосновом столе под окном горели сальные свечи. В очаге не горел огонь, зато прикроватный полог выглядел чистым, а рядом с кроватью стояла деревянная колыбель-качалка. — Отхожее место за гардеробом, — пояснила монахиня, показывая на дверь в противоположной стене. — Для вас и ребенка будут приносить горячую воду, мясо и питье. Если понадобится еще что-то, рядом с дверью есть колокольчик.
Выражение ее лица в продолжение речи ни разу не изменилось, оставаясь таким же отталкивающим. Да и говорила она с каким-то безразличием, словно заучила наизусть то, что ей велели сказать. Она не проявила к пленнице ни малейшей симпатии, ни капли сочувствия, и все вопросы Магдалены замерли на губах при виде тупого равнодушия, лучше всяких слов показавшего, как мало интереса питает сестра Тереза к судьбе похищенной женщины.
Дверь за монахиней закрылась, и тяжелый деревянный засов с похоронным стуком встал на место. Магдалена обошла комнату. Из обстановки здесь было только самое необходимое. Через несколько минут засов подняли, и появилась служанка с дымящимся кувшином, который она отнесла в гардероб. Под мышкой она держала полотенца. Им нашлось место рядом с кувшином.
— Большое спасибо, — поблагодарила Магдалена. — Буду рада смыть дорожную пыль.
Она улыбнулась служанке, но та молча посмотрела на нее испуганными глазами и бросилась вон из комнаты. Начало трудно было назвать ободряющим, но Магдалена занялась ребенком. Она как раз купала девочку, когда дверь снова отворилась и на этот раз двое дюжих слуг внесли ее сундуки. Магдалена и обрадовалась, и огорчилась этому обстоятельству. Впервые за несколько недель она могла переодеться в уединении, но, глядя на знакомые вещи, стоявшие в темной каморке, не могла не думать о том, что отныне ей предстоит обитать здесь и, возможно, научиться называть это место своим домом.
Она успела покормить Зои и переодеться, прежде чем служанка принесла хлеб, мясо и вино. Магдалена обнаружила, что не может проглотить ни кусочка. Мясо оставалось жестким, сколько она ни жевала, хлеб комом застревал в горле. Теперь, когда все дела были сделаны, дурное предчувствие и паника вновь завладели Магдаленой. Она выпила немного вина, надеясь обрести утраченное мужество, и нервно заходила по комнате, ожидая самого худшего.
День клонился к вечеру, когда монахиня вернулась за Магдаленой. Солнце все еще пекло, но в окно проникало мало света. Магдалена все время мерзла и растирала ладони, чтобы хоть немного согреться. Услышав стук засова, она повернулась к двери, и холод охватил душу.
Вошла сестра Тереза, и Магдалена только сейчас разглядела ее мутно-карие глаза без малейших искорок тепла.
— Пойдемте со мной. Они готовы вас видеть.
Магдалена нагнулась над Зои, сидевшей в подушках на постели и с крайне сосредоточенным видом игравшей деревянной погремушкой.
— Ребенок останется здесь.
— Нет! — вскрикнула Магдалена, позабыв свои страхи перед лицом надвигавшейся опасности. Они не отнимут у нее Зои! Только не здесь, в этом проклятом месте! — Девочка будет со мной.
— Она останется здесь, леди. Монахиня многозначительно оглянулась. В дверях маячили двое воинов самого разбойничьего вида.
— Сначала вам придется убить меня! — убежденно заявила Магдалена, интуитивно понимая, что пока никто ничего ей не сделает и поэтому нужно стоять на своем и заставить их согласиться с ее требованиями.
Крепко обняв Зои, она с непоколебимой решимостью смотрела на своих тюремщиков.
Последовало короткое молчание, накалившее, однако, атмосферу в комнате. Магдалена, унаследовавшая характер Плантагенетов, не двигалась с места и, кажется, даже ни разу не моргнула. Сестра Тереза нерешительно коснулась апостольника.
— Ребенку не причинят вреда, — медленно выговорила она.
Магдалена устремила взор на мужчин и ничего не ответила.
— Клянусь, ей ничто не грозит, — повторила монахиня, и на этот раз в грубом голосе послышалось нечто вроде умиротворяющих ноток.
Магдалена задумалась. Предстоящее испытание не позволит ей отвлечься. Нужно быть собранной и спокойной, а с Зои это вряд ли получится. Малышка — ее сила и одновременно слабость, и она не может позволить себе проявить эту слабость перед врагами.
— Клянись на кресте, который висит у тебя на шее, что мой ребенок останется цел и невредим, — тихо произнесла она.
Монахиня сжала распятие.
— Клянусь. В ваше отсутствие девочка будет жива и здорова. Если желаете, я останусь с ней. Мужчины вас проводят.
Магдалена осторожно положила ребенка в колыбель, получше укутала. Зои сонно моргала, по-видимому, вполне довольная такой заботой. Магдалена поцеловала ее в лоб и выпрямилась.
— Так и быть. Оставляю ее на твое попечение.
Как ни странно, их роли переменились, и теперь она была главной и принимала решения, вместо того чтобы следовать чужим приказам. Это придавало ей храбрости.
Она вышла из комнаты, и монахиня бережно прикрыла за ней дверь. Это немного успокоило Магдалену: значит, женщина все-таки заботится о Зои и не хочет напугать ее стуком. Стражники молча встали по бокам Магдалены и повели по бесконечным коридорам, мимо сновавших туда и обратно пажей и челяди. В отличие от них рыцари и солдаты шагали неспешно, но целеустремленно, а монахи шествовали с некоторым достоинством. Никто не обращал особого внимания на женщину и двух стражников: вероятно, подобные сцены не были редкостью в этой крепости, в которой кипела как мирская, так и религиозная жизнь.
У двери, врезанной в стену бастиона, провожающие остановились. Один постучал, и дверь немедленно отворилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128