— Не помню, чтобы согласилась на это, сэр. — Она направилась в кухню, и полковник последовал за ней.
— А я думаю, что помните, — сказал он, наблюдая, как она закатывает рукава и высыпает муку на сосновый стол, готовясь делать тесто.
— Я помню, что вы бессовестно воспользовались беззащитностью пленницы, — заявила она, наполняя чашу водой из медного кувшина.
— Если это действительно было так, госпожа Кортни, то могу лишь принести свои извинения.
— А вы сомневаетесь в этом? — Ее руки привычными движениями разминали масло в муке. Если она сосредоточится на хозяйственных делах, то, возможно, ее кровь перестанет бушевать, и он оставит ее в покое. Мысли проносились одна за другой в ее голове. Она испечет мясной пирог. Говядины и почек в избытке, и она собрала корзину грибов утром… да, утром, прежде чем произошло это двойное посягательство, не только на ее свободу, но и на часть ее самой, о существовании которой она никогда раньше не подозревала.
В ответ Джинни не услышала слов, она почувствовала, как теплые руки легли на плечи, поворачивая ее лицом к нему. Их глаза встретились, и реальность кухни, сверкающего огня, гула голосов на конном дворе стали просто фоном, как на гобелене, где на первом плане вышиты они, застывшие до тех пор, пока автор вышивки не решит закончить картину. И вот он решился! Алекс наклонил голову, его полные губы захватили ее рот. Ее губы невольно раскрылись навстречу рванувшемуся вперед языку, который тут же начал изучать контуры ее щек, охватил ее язык, внезапно осмелевший и умелый в теплой, бархатной глубине его рта.
Джинни почувствовала, как напряглись ее соски, запылали, прижавшись к полотну лифа, ощутила удивительную слабость. В панике забормотав что-то невразумительное, она стала отбиваться от рук, отпустивших ее плечи и обхвативших ее бедра, прижав их к горячей, пульсирующей плоти. Это ощущение было хорошо знакомо ей. Сколько ночей за годы своего замужества она чувствовала готовность Гилла, его руки, нетерпеливо раздвигающие ее бедра так, что ее еще не готовое тело открывалось навстречу вторжению! Но сейчас все было совсем иначе. Она почувствовала влагу, когда тело, помимо ее воли, с готовностью откликнулось, заглушая все доводы разума.
— Нет! — Она снова повернулась к усыпанному мукой столу, руки ее дрожали. — Вы хотите мое тело, как и мое наследство, и мою свободу, полковник? Поразительное понятие чести; позволяющее домогаться беззащитной вдовы — вдобавок еще и пленницы.
Алекс побелел.
— Никаких домогательств, госпожа, не было. Ни одна женщина не отвечала на мои поцелуи так охотно. Вдовство явно оставило некоторые ваши желания неудовлетворенными.
Этот обмен колкостями был лишь слепой реакцией на взрыв чувств, чего они оба и не ожидали, и не могли объяснить.
— Как вы смеете? — Джинни резко обернулась. От возмущения она забыла о страхе.
Медленно Алекс положил руку ей на грудь, туда, где набухший сосок все еще выделялся на фоне лифа платья. Бровь насмешливо приподнялась, улыбка коснулась его полных губ, когда она застыла под этим гипнотизирующим касанием. Потом, шутливо поклонившись, он убрал руку и вышел из кухни.
Потрясенная, Джинни застыла на месте. Пульс бешено колотился, ее бросало то в жар, то в холод. И кого она собиралась обмануть этой своей эскападой? А кого она собиралась обмануть своими прежними мыслями о мирном и уютном браке без страсти? Ей девятнадцать лет, а она никогда не понимала до конца слово «страсть». Бормоча что-то неразборчивое, вспыхивая и едва не рыдая, Джинни выскочила из дома, стремительно пересекла двор, не обращая внимания на любопытные взгляды мужчин, и побежала к вершине скалы. Узкая скользкая песчаная тропинка вела вниз к берегу. Эта тропинка скорее годилась для горного козла, нежели человека, но Джинни взбиралась по ней с детства, едва научившись ходить. С Эдмундом они съезжали здесь вниз на спине. Волосы дыбом вставали от одного вида переплетенных в клубок рук и ног, а про разорванную одежду и говорить было нечего. Даже неизбежность наказания за такие отчаянные проделки не могла их остановить.
Но те дни давно миновали, и сейчас Джинни спускалась вниз с некоторым достоинством, упираясь ногами в песок, чтобы не поскользнуться. Небольшой пляж был пустынен. На чернеющем небе вечерняя звезда посылала свой свет темной стороне Земли, в надежде придать ей уверенность. Морская волна мягко вкатывалась в пещеру, накрывая песок с тихим, шуршащим вздохом.
Джинни подумала о своей лодке, спрятанной в пещере под скалой. Как легко было бы подтащить ее к берегу, поднять парус и уплыть отсюда, подальше от потрясений дня. Но лодка была единственным средством спасения для Эдмунда и Питера… да и для нее самой. У нее нет выбора. Придется терпеть.
Терпеть что? Джинни сидела на камне и смотрела на море, предоставляя невозмутимому ритму волн передаться ей и восстановить ее спокойствие. Она должна ради своих друзей вынести плен, условия которого, по правде говоря, далеки от жестких. Нет, дело не в этом. Она никогда не убегала от реальности и сейчас готова была прямо смотреть ей в лицо.
Брак с Гиллом Кортни был сущим кошмаром, пожизненным приговором к испытанию, которое становилось невыносимым из-за завистливого неприятия его матери и сестер, — они считали молодую жену единственного наследника недостойной его. Джинни, единственный ребенок баловавшего ее отца и болезненной матери, провела первые пятнадцать лет жизни с большим удовольствием у руля лодки, чем в винодельне или за прялкой. Но все же упреками и нотациями ей сумели внушить, что должна знать дочь лорда, которая когда-нибудь будет управлять собственным огромным домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161