– Что касается меня, то я обязана счастьем Сайеду Сайеду Рахими.
– Как ты прекрасна! Как прекрасна любовь! Да, да, это любовь с каждым днем все крепче привязывает меня к тебе. Она кроется за любым моим словом, обращенным к тебе, о чем бы мы ни говорили. Всего час назад это слово, «любовь», даже на языке не вертелось, но если бы не оно, не было бы оправдания и смысла любому слову, которое я говорил.
Ее губы что-то прошептали. Он спросил:
– Разве не так?
– Да… и больше того, – ответила она, набравшись храбрости.
Ему хотелось петь от радости, но он выразил свой восторг лишь легким пожатием ее руки. А через несколько часов Керима снова будет в его объятиях. Кольнуло беспокойство. Вдруг испугался этих счастливых голубых глаз. Сердце сжалось от дурных предчувствий. Ах, как часто он мечтал об обладании двумя женщинами сразу без страданий и угрызений совести. Но пока он с Ильхам, его терзают воспоминания о Кериме, а с Керимой его мучают мысли об Ильхам. Слияние их воедино означало бы покой, о котором он не осмеливался даже мечтать. Чтобы отвлечься от неразрешимой дилеммы, он спросил:
– Скажи, а ты раньше любила кого-нибудь?
Она не задумываясь ответила с улыбкой.
– Нет, не думаю. Детские экзальтированные увлечения. Где они? Ни следа от них не осталось. Да и то, что вспомнить влюбленность в знаменитого артиста, который уж и умер давно. Настоящей любви я еще не испытала. Хотя меня уже однажды сватали. Помолвка расстроилась, когда он потребовал, чтобы я бросила работу. Ну, бывает, кое-кто из моих коллег признается мне в любви в стиле последней газетной полосы. Все это, конечно, мило, но не более. Я тебе как-нибудь исповедуюсь, но при условии, что ты не уедешь. Или по крайней мере не будешь забывать Каир.
– Даже если на край света попаду – не забуду Каир.
– Это приятно слышать. Но какое это имеет отношение к любви?
– То, что я познал, должно называться не любовью, а как-то иначе.
– Ну что ж, перейдем к этому. Я неплохо разбираюсь в людях и вот что скажу: когда я смотрю на твое лицо, то у меня не возникает сомнений в том, что передо мной хороший человек.
Он подавил в себе удивление и серьезно спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Ты… ты… не могу дать определения, но меня убедило нечто, что излучают твои глаза, и это вызвало во мне доверительную симпатию. Впрочем, лучше ты говори…
Чистые глаза не видят. Неужели и вправду его лицо может показаться лицом праведника? Куда девались следы разгульной жизни, скотского разврата? Его мать с ее легендами, страшные ночные причуды? Должен, должен появиться отец, чтобы вызволить его из тупика, покончить с ложью.
– Не хочу себя хвалить,– сказал он,– но моя любовь – свидетельство тому, что я лучше, чем сам предполагал.
– Более того! Посмотри, как ты бьешься в поисках брата. Ну ты хоть знал его когда-нибудь?
– Нет.
– И несмотря на это, ты разыскиваешь его, будто он для тебя всю жизнь был самым близким человеком. Разве это не благородно?
Будь проклята ложь! Из-за нее все, что говорит Ильхам, теряет смысл.
– Ерунда. Просто меня попросили…
– Если бы! И для тебя это связано с материальными затратами, так что не отрицай собственного благородства.
Керима ему сродни. Тоже долго в грязи валялась. Они с ней издали поняли друг друга. В разгар страсти она сдерживает дыхание, чтобы шепнуть ему: «Когда же исчезнет помеха, которая угрожает нашей любви?» Осознанный страх охватывает его. Это напоминает внезапную пощечину. Закоулки мрака манят пролить чужую кровь. Но Ильхам не видит на его лице ни намека о замышляемом преступлении. Ей и в голову не приходит, что он убьет ради обладания другой женщиной. Что он уже чует запах пролитой крови. Что нет смысла дядюшке Халилю цепляться за жизнь конец его близок. Ты, Ильхам, не спасла меня от пропасти, влюбилась, не разглядев мою подлинную сущность. Я с ума сойду, если буду продолжать лгать тебе. И почему ты отворачиваешься от правды, хотя раньше не боялся драться насмерть, да и сейчас замышляешь убийство? Ну скажи ей: я бедняк, нищий. Рахими – мой отец, а вовсе не брат, и если он не признает меня, я не буду стоить и горсти праха, и все мое прошлое погрязло в разврате и позоре. О! Ты вскрикнешь от ужаса, потухнет блеск в твоих глазах, которые излучают любовь. Вот тогда и покажется лик «праведника» в истинном свете. Ах, если бы мать воспитывала тебя соответствующим образом, был бы ты сейчас обыкновенным и всем довольным сутенером. Но она оберегала тебя от малейших трудностей жизни и тем обрекла на страдания, бросив на произвол судьбы, оставив в наследство лишь несбыточную надежду обрести опору в несуществующем отце.
– А моя мама, которой я о тебе рассказала, считает, что тебе следует подыскать работу в Каире, уговаривала Ильхам.
Мама? Он боится матерей. Например, его мать с одного взгляда видела, кто чего стоит, и даже привлекательная внешность не могла ее обмануть.
– Какая работа?
– Зависит от твоей подготовки, – ответила Ильхам с некоторым колебанием.
Передай ей, что лучше всего у тебя получаются пьянки, драки и любовь.
– У меня опыт только в управлении недвижимостью.
– Извини, пожалуйста, но я не знаю, какое у тебя образование.
Мелькнули в памяти национальные и иностранные школы, через, которые он прошел бегло, как праздный наблюдатель.
– Отец не дал мне возможности получить какую-либо профессию, потому что я ему был нужен, особенно после того, как он заболел.
– Подумай о торговле. У меня есть коллеги с опытом в разных отраслях.
– Хорошо. Я подумаю об этом. Но сначала посоветуюсь с отцом.
Прощаясь с ней, он сказал:
– Как жаль, что здесь нельзя тебя поцеловать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40