Капризный ветер носил нас по волнам так долго, что питьевая вода начала протухать. Многих фокейцев свалила лихорадка, некоторых мучили галлюцинации.
К тому же жизнь на нашем корабле отравляли вопли Дориэя и его частые попытки выбраться из канатного ящика. Арсиноя с каждым днем становилась все бледнее, все чаще жаловалась на скуку и, лежа в своей крохотной каморке, призывала смерть. По ночам она умоляла меня освободить Дориэя и поднять бунт, поскольку Гибель в бою, по ее мнению, лучше бесцельного плавания по морю, протухшей воды, жучков в муке и прогорклого масла.
Спустя почти месяц на горизонте показалась земля. Дионисий нюхал воду, пробовал ее на язык, внимательно изучал ил со дна и наконец изрек:
— Эта страна мне неизвестна, хотя она и простирается далеко на север и на юг. По-моему, перед нами италийский берег, а значит, нас занесло далеко на восток.
Вскоре нам повстречались два пузатых греческих торговых судна, и купцы сообщили, что плывут домой в Кимы, а земля неподалеку принадлежит этрускам. Когда же Дионисий попросил у жителей Ким свежую воду и оливковое масло, они с подозрением посмотрели на наши заросшие и опаленные солнцем лица.
— Мы не имеем права прямо в море продавать незнакомцам воду и пищу. Берег совсем рядом, и у рыбаков наверняка найдется все, что вам нужно.
Дионисий решил их не грабить — как-никак греки! И мы позволили им продолжить плавание, а сами направились к суше. Впрочем, разве у нас был выбор?
Спустя какое-то время мы заметили бьющий из земли источник и — рядом с ним — несколько крытых тростником хижин. Этруски не повели себя подобно варварам и не убежали от нас. Их домишки были обшиты досками, они пользовались железной посудой и молились богам из обожженной глины, а их женщины носили замечательные украшения.
Солнечный берег с синеющими вдали горами пришелся нам по сердцу — даже гребцов не тянуло грабить и насиловать. Нам нужно было время, чтобы запастись водой, и никто из нас не спешил обратно на корабль — даже сам Дионисий, хотя чутье и подсказывало ему, что нельзя долго оставаться в незнакомом месте. Мы все еще были около источника в роще жертвоприношений, когда к нам подъехала боевая повозка, запряженная двумя лошадьми. На повозке, обхватив за плечи возницу, стоял вооруженный мужчина, который бесцеремонно потребовал, чтобы мы предъявили судоходную грамоту. Мы сделали вид, что не понимаем его, и он, бросив короткий взгляд на наше оружие, запретил нам выходить в море и стремительно умчался — только пыль взметнулась из-под бронзовых колес. Спустя мгновение появились запыхавшиеся копьеносцы и остановились возле нас.
Они не мешали нам подняться на корабли, но, когда мы отчалили, устрашающе закричали и метнули несколько копий. Выйдя в открытое море, мы увидели столбы дыма на прибрежных холмах, а затем с севера к нам приблизились быстроходные военные корабли, гребцы которых вовсю работали веслами. Мы хотели отплыть как можно дальше от берега, но помешало течение, так что неприятель почти нагнал нас. С чужих кораблей нам показывали щиты, потрясали ими, но мы якобы этого не замечали.
Поняв, что мы не собираемся останавливаться, с головного корабля выпустили стрелу с привязанным к ней пучком окровавленных перьев. Дионисий вырвал стрелу из дощатой палубы, внимательно осмотрел ее и сказал:
— Кажется, я понял, что это значит. Но я терпелив и не хватаюсь за меч, пока на меня не нападут. И потом — как прикажете поступать, если нам все равно не уйти от этих легких и быстроходных судов?
Корабли не оставляли нас до наступления сумерек, а как только зашло солнце и берег вдали потемнел, они развернулись в боевой порядок и пошли в атаку, взбивая носами пену.
Послышался треск и грохот — это легкие неприятельские суда таранили наши пятидесятивесельники, шедшие по обеим сторонам флагмана. До нас долетали предсмертные крики гребцов — стрелы и копья настигали их через отверстия для весел. Немудрено, что вскоре пятидесятивесельные корабли замедлили ход и почти остановились. Одно из вражеских судов, оказавшись совсем рядом с нами, сломало оба наших рулевых весла. Дионисий взревел от негодования и собственноручно забросил абордажный крюк, который зацепился за корму легкого корабля этрусков. Его деревянная обшивка тут же треснула. Гребцы пытались вытащить крюк, а воины защищали их щитами, однако с высоты нашей палубы нам не составило никакого труда поразить их копьями и выкинуть за борт с помощью весел.
Враг решил атаковать нас с носа, но с первого раза продырявить толстое дерево ему не удалось. Нападавшие хотели было повторить маневр, но промахнулись и врезались в борт нашей триремы. Прежде чем гребцам удалось высвободить судно, большая часть их команды погибла.
Бой длился всего несколько минут, однако наши потери были очень чувствительны — в первую очередь это касалось пятидесятивесельных судов. И хотя нам удалось потопить корабль, который Дионисий столь удачно зацепил крюком, безудержность натиска этрусков заставила Дионисия призадуматься и начать жевать свою бороду. Мы постарались как можно быстрее исправить наши рулевые весла, а команда пятидесятивесельника заткнула пробоины овечьими шкурами, но вычерпать всю воду из трюмов нам удалось лишь к рассвету. Увы, соленая вода смешалась с питьевой, а запасы пищи, которые мы взяли в поселениях в устье реки, намокли.
Хуже всего было то, что нам не удалось отделаться от этрусских военных кораблей. Пострадавшие в бою суда направились к берегу и скрылись в темноте, однако уцелевшие все еще находились поблизости. Ночью этруски установили на корме котлы со смолой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176