Ведь эти две богини — соперницы, так что берегись пожертвовать одной из них больше, чем другой! Постарайся сохранить благоволение обоих и предоставь им самим бороться за тебя.
И, протянув ко мне руку, он со слезами в голосе воскликнул:
— Завидую я тебе, Турмс. Я познал твою богиню в жутких муках телесных наслаждений и готов на все, только бы принадлежать ей до смерти. Ее сила упоительна и ужасна. Она заставляет забыть об остальных богах, и я не остановился бы перед тем, чтобы оскорбить любого из них, если бы это помогло мне добиться любви Киприды.
Подумав, он добавил:
— Я знал, что можно постичь богов, если долго поститься, умерщвлять плоть и бдеть, как поступают посвященные. Но я и не подозревал, что и на вершине блаженства можно узреть то, что скрыто от нас: прошлое и будущее. Афродита при всем своем легкомыслии мудрая богиня. А может быть, именно в ее легкомыслии и заключается величайшая мудрость?
Я снисходительно слушал его, думая, какой слабый человек Микон. Себя самого я считал сильным.
Но обо всем этом я позабыл, пока мы плавали в финикийских водах. Было полнолуние, и мы носились по морю, как разъяренные псы Артемиды, убивая, грабя и пуская на дно корабли. Вскоре наши суда, нагруженные богатой добычей, отяжелели и сделались неповоротливыми. Финикийцы зажгли вдоль всего побережья сигнальные костры. В тяжелом бою нам удалось протаранить и потопить два финикийских сторожевых корабля, которые застигли нас врасплох в открытом море. В сражении полегло много наших людей; еще больше было раненых. Меня же словно защищал невидимый щит: я не получил ни одной царапины.
Воины стали поговаривать, что видят тени умерших, взывающие об отмщении, которые бродят ночью по нашим кораблям. Да и днем, бывало, море и воздух вокруг наших кораблей темнели без видимой причины.
Дионисий старался задобрить погибших, принося им жертвы. В остальном же счастье не отвернулось от него: море и волны почти не потрепали наши суда, и лишь после стычки со сторожевым кораблем финикийцев они дали течь, так что нам пришлось заделывать пробоины.
Но когда над горизонтом взошел тонкий серебристый серп молодого месяца, Дионисий сказал:
— Довольно искушать судьбу, тем более что у нас больше нет места для добычи. Я не так жаден, чтобы продолжать грабить, теряя подвижность кораблей. На этом наше плавание окончено, пора позаботиться о сохранении нашей жизни и добычи. Повернем же на запад, и пусть Посейдон поможет нам пересечь бескрайние морские просторы.
Дионисий оставил в живых некоторых проводников с захваченных кораблей, которым были ведомы Дальние моря, хотя не слишком доверял им: ведь у финикийцев считалось тягчайшим преступлением, если кто-то сообщал чужим сведения о морских путях, береговых знаках и ветрах. Фокейцы ликовали; Дионисий же густо намазал кровью лик, руки и ноги бога на носу своего судна и приказал принести в жертву всех пленных, а кровь их вылить в море. У моряков жертва — обычное дело, не то что на суше, поэтому никому и в голову не пришло возражать против этой варварской жестокости. Один только Микон нашел ее чрезмерной.

Книга ІІІ
Гимера
1
Дионисий был прекрасным мореходом. Его искусство вести судно в открытом море никак не могло сравниться со скромным успехом, достигнутым в битве у Лады, и заслуживало куда большего уважения, чем разбой в финикийских водах. В пору осенних бурь и ветров, когда другие суда спешили уже укрыться в портах, ему удалось за три недели добраться до побережья Сицилии. Он привел к цели все три наших корабля, ни разу не подходя к берегу, а единственным ориентиром во время плавания ему служили горы острова Крит.
Мы все были больны, от нас дурно пахло, соленая вода разъедала наши раны, поэтому ходили мы по качающейся палубе медленно и с трудом, а наше сознание померкло до такой степени, что нам повсюду чудились хохочущие тритоны и рогатые морские чудовища. Когда, наконец, мы заметили на западе голубоватую полоску суши и убедились, что это действительно земля, многие разрыдались и хриплыми голосами стали требовать, чтобы Дионисий пристал к ближайшему берегу, не обращая внимания на то, кому принадлежат эти места — африканцам или италийцам, и кем они заселены — карфагенянами или греками.
Суда наши дали большую течь, а дело двигалось к зиме, так что даже Дионисий не сумел бы за оставшиеся несколько недель по неизведанному морскому пути добраться до Массалии. Он собрал на совет все корабельное начальство и сказал ему:
— Вон там — громадная гора с клубящейся дымом вершиной. Это означает, что мы находимся у берегов Сицилии. Наша совесть чиста, и мы знаем, что вели честную войну с персами. Однако наше богатство столь велико, что мало кто нам поверит, будто мы захватили все эти трофеи в битве у Лады, а затем сразу отправились в путь, чтобы поискать приюта у наших греческих братьев на западе. Нет, на зиму мы должны обосноваться в городе, стоящем в укромном месте, и купить себе дружбу тамошнего тирана. Три военных корабля и такой отряд, как наш, — это поддержка, от которой не откажется ни один властитель небольшого городка, желающий сохранить свою независимость среди крупных городов Сицилии. Значит, нам нужно добраться до северного сицилийского побережья, и я, друзья мои, хочу, чтобы вы собрали все свои силы и сумели провести наши суда через этот пролив, в котором уже погибло немало смельчаков. Иначе мы потеряем все, что мы с таким большим трудом заполучили.
Дориэй сказал:
— Страна смерти моего отца встречает меня огнем и грохотом. Этого знака вполне достаточно. Я уже знаю, почему овечьи кости указывали на запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176