Все ахнули от изумления, ибо никто из нас никогда еще не видел желтокожих. Самые недоверчивые говорили, что девушку нарочно покрасили. Дионисий, послюнив палец, стал тереть обнаженное девичье плечо, но цвет его не изменился. Девушка же, не сопротивляясь, только глядела на него своими раскосыми черными глазами.
— Не спорю, это неспроста, — сказал Дионисий. — Богиня поняла, что мы не могли сойти на берег и принести ей жертву. И вот она сама посылает нам для себя жертвы, равных которым мы никогда бы не нашли. Мы захватили судно. Оно — наше. И я втыкаю мой топор в палубу в знак того, что мы приносим этот корабль в дар Киприде.
Люди одобрили его намерение, говоря, что они не воюют с богами и девушками, предназначенными им в жертву. Некоторые вполне миролюбиво, скорее на память, забрали у жрецов погремушки и кое-какие украшения, у девушек же не взяли ничего.
Те же, видя, что мы собираемся покинуть судно, вдруг оживленно защебетали, показывая на нас пальцами. Негритянка схватила Дионисия за бороду, а девушка с белой кожей коснулась пальцами моих губ.
— Чего они хотят? — нахмурившись, спросил Дионисий.
Жрецы из Тира нехотя объяснили: девушки считают, что вы должны принести и другую жертву Афродите — богине любви. А так как вас слишком много, они желают выбрать четверых, от которых и примут жертву. Сами жрецы возражали против этого, заявляя, что вправе взять от нас лишь один дар — топор, который Дионисий воткнул в палубу. Но Дионисий, высвободив бороду из рук негритянки, после долгих, тяжких раздумий рассудил так:
— Нельзя останавливаться на полпути. Давайте бросим жребий, чтобы выбрать тех четверых, которые совершат обряд за всех нас.
Решение Дионисия моряки нашли мудрым и благородным.
Богиня равномерно распределила свою милость: в команде каждого из наших кораблей кто-то вытянул счастливый жребий — красный, черный и желтый камешки. Невероятно, но четвертый, белый, достался мне. С ужасом увидев у себя на ладони этот камень, я словно вновь ощутил на губах нежные девичьи пальцы и подумал, что за блаженство меня ждет. Но я тут же незаметно сунул свой камень в руку Микона, ибо он был сообразительнее Дориэя, который наверняка принялся бы мямлить, выясняя, что это я делаю.
— Я начинаю понимать, — зашептал Микон, — отчего шторм привел нас к храму Киприды…
Я оборвал его, заставив поднять вверх руку с камнем. Гребцы вымыли и натерли благовониями счастливцев и попросили для них у Дионисия ожерелья и перстни из общей добычи.
Меж тем как все выстроились в очередь у котлов с пищей, четверка избранников во главе с Миконом — старшим из них по положению — вошла в огороженное помещение на корме. Жрецы вновь занавесили вход тканью, которую сорвал Дионисий, и принялись хриплыми голосами распевать гимны. Оставшимся снаружи пришлось довольствоваться горячей пищей, Дионисий, впрочем, приказал еще принести вина, чтобы отпраздновать торжественное событие.
Однако многие, забыв о вине, остались сидеть на палубе, устремив взгляд в сторону занавеса на корме.
Когда солнце стало склоняться к горизонту, Дионисий начал проявлять признаки нетерпения. В конце концов он не выдержал и сказал:
— Войдите за занавес и выведите оттуда этих четверых. И если вы прервете их жертвоприношение, пусть пеняют на себя.
Увидев, как гребцы тащат своих товарищей из-за занавеса, мы от изумления разинули рты. Бедняги еле шли, с трудом переставляя ноги, закатив глаза и высунув языки. Последним плелся Микон; его поддерживали двое гребцов, которых он обнимал за шею. Тяжело перепрыгнув на наш корабль, он потерял равновесие и растянулся на палубе.
Дионисий приказал браться за весла и грести на северо-восток, как если бы мы собирались обогнуть Кипр и вернуться в ионийские воды. Он догадывался, что жрецы из Тира сообщат персам о встрече с пиратским судном и те пошлют за нами погоню, но рассчитывал обмануть преследователей.
Кто бы мог подумать, что мы пойдем в финикийские воды — туда, где нас ждет верная смерть? Только когда корабль, везущий жертвы, скрылся за горизонтом, Дионисий велел рулевому повернуть на юго-восток. В тот же миг по морю пробежал легкий ветерок, словно Афродита Киприда решила явить нам свою милость.
— Я человек, который не привык верить богам, — заметил Дионисий. — Но даже я понял, что Афродита предпочитает принять корабль с жертвами от нас, а не от финикийцев. Так что пусть они отвезут наши дары и, если хотят, передадут персам, куда мы якобы поплыли.
Микон чуть ли не на четвереньках выполз на палубу, но не успел он добраться до борта, как его стошнило. При виде меня он с вымученной улыбкой проговорил:
— Мне казалось, я знаю многое, но вот выяснилось, что я ничего не знаю. Теперь я поверил, что невидимые золотые сети Афродиты могут опутать по рукам и ногам даже самого сильного мужчину.
Когда же солнце село, а море оделось пурпуром, он отдал мне гладкий белый камешек со словами:
— Спрячь его, Турмс, ведь он предназначался не мне, а тебе — любимцу богини.
Я взял камешек и спрятал его, как некогда черный камень, подобранный в храме Кибелы в Сардах. Этот мой счастливый жребий также являл собой знак того, что завершилась еще одна пора в моей жизни, хотя тогда я этого не понимал.
Микон, однако, предостерег меня:
— Хотя боги щедро одаривают своих избранников, они, бывает, еще больше требуют взамен. Твоя богиня — Артемида, властвующая над тобой в образе луны. Когда на небе молодой месяц, ты слаб и угнетен; но вот он увеличивается — и ты набираешься сил, расцветая в полнолуние. Афродита тоже к тебе благосклонна, и в этом для тебя скрыта опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176