– Когда мои предки ушли из старого замка, клан Маккиннонов был значительно более процветающим, чем сейчас. Возможно, у них был сундук с золотом или какое-либо другое вместилище драгоценностей, которое они тоже решили переместить.– И при перемещении он потерялся? – с сомнением в голосе спросила Шарлотта.– Либо потерялся, либо его спрятали так надежно, чго потом не смогли найти. – Диксон посмотрел на Шарлотту и увидел, что она улыбается. – Нэн читала тебе какое-нибудь стихотворение?Шарлотта покачала головой.– Нэн свела общение со мной к абсолютному минимуму. Думаю, если бы в Балфурине начался пожар, она сообщила бы мне об этом весьма неохотно, сквозь зубы.Диксон вынул из кармана листок со стихотворением и прочел его Шарлотте.– Значит, ты искал эти ключи? – спросила она, когда он закончил.– Всю последнюю неделю я обследовал пещеры вдоль реки. Мы с кузеном в детстве там играли.– Но ничего похожего на три отметки ты не видел? – И она в точности повторила услышанную строфу: Три раза знак, сокрытый мглой,Подскажет ему путь.Отец, и Сын, и Дух СвятойУкажут тайны суть. – Клад должен быть отмечен так, чтобы было очевидно каждому, кто его ищет.– Но все остальные ничего бы не заметили, – добавила Шарлотта.Диксон кивнул, не удивляясь ее сообразительности.– А может, он вообще не обозначен, – задумчиво проговорила она, шагая рядом с Диксоном.Он быстро взглянул на спутницу:– Что ты имеешь в виду?– Может быть, это что-то естественное, а твои предки этим воспользовались, например, три камня, стоящие вместе, или три холма. Что-то такое.– Я об этом не думал. В здешних местах множество пещер. Мне казалось, что самое разумное – искать там.– Мы сейчас прошли мимо двух или трех, – заметила Шарлотта.Диксон был поражен.– Я понятия не имел, что ты так хорошо знакома с топографией.– Когда я приехала в Балфурин, ежедневные прогулки были моим единственным развлечением. Я облазила каждый дюйм здешних холмов.– А нашла что-нибудь интересное?– Нет, – ответила она. – Только одиночество.– Ты скучаешь по своим ученицам, правда?Казалось, Шарлотта удивилась такому вопросу.– По ученицам? Обычно я к этому времени так устаю от шума и кутерьмы, что совсем о них не вспоминаю. Но когда наступит весна, буду с нетерпением ждать начала нового учебного года.– Не будь ты директрисой школы, кем еще ты хотела бы стать?Диксон спросил не просто так. Он чувствовал, что действительно очень хочет знать. Хочет знать о ней все, что только возможно. О чем она думает? Что чувствует? Что вызывает у нее восхищение, а что – слезы на глазах? Над чем она смеется? Поет ли, когда счастлива? Умеет ли петь вообще? Отчего грустит?– Если бы я могла выбирать все, что угодно? – Шарлотта задумалась. – Я бы стала возлюбленной, – просто сказала она. – Мне всегда не хватало любви.Диксон не знал, что отвечать на ее прямоту, на боль, прозвучавшую в этих словах. На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Наконец Диксон заговорил:– Шарлотта, любовь ведь не бетель. Это не товар.Она улыбнулась:– Я знаю, что родители любили меня. По крайней мере надеюсь, что это так. Мой отец никогда не сказал мне ни одного грубого слова. И мать тоже. Они были добры со мной и с моими сестрами. И все же мне хотелось бы хоть капельку больше любви.– Разве в твоей жизни сейчас не хватает любви? – Диксон понимал, что неразумно задавать этот вопрос, и все же спросил.Шарлотта посмотрела прямо ему в глаза.– Мне показалось, что есть надежда. Но теперь я уже не уверена.В глазах женщины отразилось смятение, отразилось чувство, которого Диксон не понял, но которое причинило ему боль. Он стал быстро спускаться с холма, потом зашагал по узкой долине, не оборачиваясь посмотреть, успевает ли она за ним. Шарлотта успевала и не жаловалась, что он идет слишком быстро. Она молчала, но следовала за Диксоном, как послушная ученица. Если она рассердилась, то не показывала этого. Если чувствовала обиду, то не хотела его наказать в ответ. Она, как призрак, шла рядом, и так близко, что Диксон постоянно ощущал ее присутствие.Наконец, разрушая свои благие намерения, он предложил ей руку. Оба были без перчаток, и соприкосновение ладоней показалось им удивительно интимным. Шарлотта сплела свои пальцы с его пальцами, а он, будто обжегшись, сделал движение, словно хотел вырвать у нее свою руку. Но потом повел себя иначе. Он слегка стиснул ее пальцы и улыбнулся.Она улыбнулась в ответ, отчего лицо ее засветилось. Ему хотелось сказать Шарлотте, что он настолько заворожен ее душой, умом, что теперь его пленяет и лишает равновесия даже одна-единственная ее улыбка.У них нет будущего.Не следовало ему опять с ней сближаться. От нее пахло розами или какими-то другими садовыми цветами. Диксону хотелось спросить, сама ли она сушит лепестки или покупает духи в Лондоне. Обрызгивает ли ими белье или просто душится за ушами и на груди? Не в его положении задавать такие вопросы.– Ты уедешь из Балфурина, когда найдешь сокровища? – спросила Шарлотта.Он остановился и обернулся к ней:– Я ждал этого вопроса раньше. Ты можешь гордиться своей выдержкой.– Если ты знал, что я спрошу, то должен был придумать ответ.– Частично придумал, – стиснув зубы, произнес он. Этот момент приближался уже несколько недель, с той минуты, когда он увидел, как она с горящими глазами идет по бальному залу. Ему страстно хотелось рассказать ей правду, но правда замерла у него на губах. Совесть боролась с честью, и, как ни странно, честь победила. – Шарлотта, – начал он, протянул руку и дотронулся до ее подбородка. Она не пользовалась своей красотой как оружием, хотя большинство женщин поступают именно так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87