Эмбер потрясенно молчала, пытаясь переварить услышанное. Ее расширившийся взгляд не отрывался от Эймиаса, который сидел у очага, медленно обсыхая, со стаканом бренди в руке. Он казался спокойным. Слишком спокойным.
Эймиас помедлил, приводя в порядок мысли. Он не жалел о своей откровенности. Это помогло ему увидеть случившееся как бы со стороны. Но есть вещи, которые он не может рассказать Эмбер.
Он не станет повторять оскорбительные слова, произнесенные Тремеллином в его адрес. И не только потому, что они не предназначены для женских ушей. Многие из них с таким же успехом можно отнести к самой Эмбер. К изумлению Эймиаса, Тремеллин пришел в негодование не только потому, что человек, которого он принимал в своем доме и которому позволил ухаживать за своей дочерью, оказался бывшим каторжником. Не в меньшей степени его взбесил тот факт, что тот оказался безродным сиротой.
— Ублюдок! — выкрикнул Тремеллин с искаженным от ярости лицом.
— Возможно, — сказал Эймиас, поднимаясь. — Во всяком случае, я не могу доказать обратного. Послушайте, Тремеллин, я был не прав, умолчав о своем пребывании в тюрьме. Неужели вы думаете, что я этого не понимаю? Но вы никогда бы не заговорили со мной, если бы знали правду, не так ли? Я мог продолжать лгать, и вы бы ничего не узнали. Но я предпочел поступить честно. Я не хочу, чтобы между нами стояла ложь. Подумайте сами: неужели это такое страшное преступление — украсть кошелек? Я был голодным мальчишкой. Но таковы законы этой страны, хотя мы оба знаем, что отпрыск богатой семьи может совершить худшее деяние и остаться безнаказанным. Я заплатил за свой проступок многократно. И получил прощение от его величества.
Здесь на побережье полно мужчин, которые каждый день воруют вдесятеро больше, — сказал он теперь, обращаясь к Эмбер. То же самое он говорил, пытаясь объясниться с Тремеллином. — Они воруют, когда доставляют алкоголь, духи и прочее из Франции, не платя ни гроша в качестве налогов. Они занимались этим даже во время войны. А это большое преступление. И, тем не менее, им не только удается избежать тюрьмы, все охотно называют их друзьями — если не отцами и братьями. Я же поплатился за жалкий фунт, который украл случайно, и был сослан за это в ад.
— И что он сказал вам? — спросила Эмбер, затаив дыхание.
Эймиас горько улыбнулся.
— Я не решился бы это повторить.
— Боже! Ну и дела. — Эмбер встала, взяла кочергу и разворошила поленья в очаге. — Может, вам следует подождать, — сказала она. — Согласитесь, это слишком шокирующая история, чтобы переварить ее вот так сразу. Вам следовало рассказать нам все раньше.
Эймиас выгнул бровь.
— Вы действительно думаете, что, случись это на прошлой неделе, реакция была бы другой?
Эмбер покачала головой и отвела глаза.
— Вряд ли. — Она вздохнула. — О Боже. — Она потыкала кочергой в огонь, затем медленно заговорила, глядя на язычки пламени: — Мистер Тремеллин — справедливый человек. Просто он потрясен. Понимаете, он был уверен, что вы вращаетесь в высших кругах. — Она бросила на него короткий взгляд. — Мы все так думали. Никому и в голову не могло прийти, что у вас преступное прошлое. Но Грейси — хорошая и добрая девушка. Дайте ей время свыкнуться со всем этим. В его глазах блеснула ирония.
— Вы полагаете, что она настолько влюблена в меня, что мои признания разобьют ей сердце?
Эмбер вернула кочергу на место и покачала головой, избегая его взгляда.
— Нет, но это не значит, что она отказалась бы принять ваше предложение.
К ее удивлению, Эймиас рассмеялся.
— Вот именно, — сказал он, сделав основательный глоток бренди. — Господи, — выдохнул он, — наверное, я сошел с ума. Но я был так очарован здешними красотами и образом жизни, что совсем потерял голову… Послушайте, мисс Эмбер, мы с вами оба знаем, что я ухаживал за девушкой, которая была влюблена в меня ничуть не больше, чем я в нее. Так что ее чувства не пострадали. Конечно, я скрыл правду о себе, и это не делает мне чести. Я признаю свою вину и готов нести ответственность. Не стоит меня жалеть. Я заслужил все, что сказал Тремеллин. Кроме…
Он не стал заканчивать фразу. Нет смысла рассказывать Эмбер, что он не возражал против вспышки гнева Тремеллина, когда тот услышал о его каторжном прошлом. Эймиас ожидал чего-то в этом роде, но полагал, что по здравом размышлении Тремеллин поймет, что он не более чем жертва обстоятельств. Однако, к его изумлению, тот впал в еще большую ярость, узнав, что он безродный найденыш. «Мразь», «ничтожество», «отродье из лондонских канав» — вот только некоторые из оскорбительных эпитетов, которыми наградил Эймиаса разгневанный хозяин дома.
— Вы думаете, что у нас, сельских жителей, нет гордости? — поинтересовался он, наконец, высоко подняв голову. — Достоинства? Чести? Может, у меня нет титула, но я горжусь своим именем. Оно такое же древнее и уважаемое, как у любого пэра королевства. Мои предки основали эту деревню. Они рыбачили на море и возделывали землю, водили корабли и сражались в войнах. Мы плоть и кровь Англии. — Голос Тремеллина зазвучал спокойнее, но холоднее, а лицо приняло жесткое выражение. — Мы не какая-нибудь безродная шушера, как та публика, с которой вы привыкли якшаться. Мужчины в нашем роду всегда отвечали за свои поступки. Если Тремеллин награждал женщину ребенком — я не исключаю такой возможности, в конце концов, мы все люди, — уверяю вас, он давал ей свое имя. В нашей семье нет места отщепенцам, появившимся неведомо откуда.
— Неведомо откуда? — переспросил Эймиас. — Вы и Эмбер относите к этой категории?
Тремеллин бросил на него свирепый взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86