— Но Рафу от этого не легче, не так ли?
— Никому от этого не легче, — неожиданно резко произнес Грант и тут же пожалел о своей несдержанности. Бренну поразило странное выражение его лица. Грант обычно не проявлял эмоций, всегда сохраняя спокойствие и хладнокровие. Впрочем, он быстро принял свойственный ему вид. — Я не питаю ненависти к Рафу, — заявил он. — И даже неприязни. Но мне трудно понять его сейчас. Да и прежде это не удавалось. Я учился в школе, когда он родился, и потому видел его очень редко, приезжая домой на каникулы. С годами пропасть между нами становилась все шире. Семья тоже была не намного ближе… — Он усмехнулся. — . — Признаться, я завидую ему. Не только из-за вас, дорогая, — добавил Грант, игриво взглянув на Бренну. — Я и прежде завидовал тому, что во время войны Раф приобрел исключительную репутацию, а также тому, как ловко ему удавалось избегать визитов сюда все эти годы. Кроме того, мать постоянно говорила о нем как о своем любимчике, расточая похвалы в его адрес. Отчасти мне было жаль Рафа, потому что она не делала этого, когда он находился здесь.
— А отец? — спросила Бренна, заметив, что Грант в благодушном настроении.
— Отец? — Он пожал плечами, совсем как Раф. — Кто знает? Он говорит еще меньше, чем брат, и то с постоянной иронией. Господи! Как же он любит иронизировать! — Грант поморщился и посмотрел вдаль. — Все его слова обычно адресованы матери. К своим сыновьям отец обращается, только желая немного отдохнуть от постоянных перепалок с ней. — Глаза его снова устремились на Бренну. — Вас удивляет, почему я здесь. Я жил и в Лондоне, и на континенте, а затем вернулся домой. Несомненно, я снова уеду куда-нибудь. Я и брат постоянно перемещаемся, как перекати-поле. Впрочем, возможно, Раф уже нашел свое постоянное пристанище. Кстати, я не имел в виду ничего дурного, если мои слова прозвучали двусмысленно. Поймите меня правильно, я не питаю ненависти к нему, — повторил Грант.
— Но вы сознаете, что Рафу тяжело находиться здесь?
— Конечно.
— Замечу: особенно ему.
— Да, но ведь вы можете изменить ситуацию. Если не прошлое, то по крайней мере будущее.
Помолчав, Бренна кивнула. Она прониклась к Гранту большим уважением, чем при первом знакомстве.
— Я постараюсь.
Она подумала, что многое изменила бы здесь, если бы могла.
Оставив Гранта в холле, Бренна пошла в свою комнату переодеться. Туман пропитал влагой ее костюм для верховой езды и шейный платок, а на ветру она продрогла. Сыро было не только снаружи, но и в доме, поэтому неудивительно, что старые раны Рафа ныли.
Бренна скинула с себя одежду, докрасна растерлась полотенцем, надела теплое платье, накинула шаль и тотчас села за письменный стол в углу.
Вскоре в комнату вошел Раф и остановился, увидев Бренну с пером в руке.
Она подняла глаза.
— Это письмо маме. Сообщаю ей, как себя чувствую и как идут дела.
— Полагаешь, это разумно? Что она подумает, получив письмо, написанное на третий день после свадьбы?
— Что я хорошая дочка. Ведь я обещала ей писать. Находясь в Индии, я писала маме почти каждый день. От этого мы становились ближе. А сейчас я хочу задать ей один деликатный вопрос, на который никто, кроме нее, не ответит.
Раф похолодел.
— Значит, это самое… я имею в виду, что у нас ничего не было в постели… все-таки беспокоит тебя? А я надеялся найти понимание,
Бренна вспыхнула.
— Ох уж эти мужчины! У вас на уме только одно, но речь совсем не об этом. Дело в том, что разговор с Грантом о твоем предке навел меня на одну мысль.
— О каком предке? Бренна опустила перо.
— О самом ближайшем. О рыжеволосом мужчине, который, как ты предполагаешь, мог быть твоим отцом. Я никогда не стала бы раскрывать вашу семейную тайну, — быстро добавила она, — но, по твоим словам, об этом в деревне знают все. Не возражаешь, если я посвящу в это и мою маму?
— Не возражаю.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Бренна, — Кто лучше ее знает о предках? Если некий воин имел хоть какое-нибудь отношение к маминой родословной даже пять веков назад, она наверняка имеет сведения о нем, уверяю тебя. И это относится не только к ее предкам. Мама увлекается генеалогией. Я попрошу ее сообщить все, что она знает о Гриффине, а также о молодом Руфусе.
Глаза Рафа сверкнули, но Бренна сделала вид, что не заметила этого. Отец учил ее, что неопределенность хуже самой горькой правды, и она решила выяснить все до конца.
— То, что сообщил Грант о цвете волос Руфуса, не дает мне покоя. У него были волосы морковного цвета, а у тебя — красновато-каштановые. Могу я написать матери обо всем этом и попросить ее навести справки?
Раф немного успокоился.
— Красновато-каштановые? Морковные? По-твоему, эти мелочи дадут ответ на интересующий меня вопрос? К чему тебе утруждать мать? Если бы были прямые доказательства моего незаконного рождения, от меня давно бы уже отреклись. Или избавились каким-нибудь другим способом. Не беспокойся обо мне. Я живу с этим много лет и привык к неопределенности. Но если это волнует тебя, поступай как угодно.
— Я бы хотела узнать мамино мнение. Так ты позволишь мне написать ей?
— Конечно. А теперь, если не возражаешь, я переоденусь. От меня пахнет, как от Блейза, и я чувствую себя словно рыба, выброшенная на берег. Я уже забыл, когда здесь светило солнце.
Бренна снова склонилась над письмом. В этом доме было мрачно не только из-за отсутствия солнца. Здесь поселились туманы, призраки и мучительные воспоминания. «Остался всего один день», — подумала она и продолжила письмо, надеясь, что с его помощью удастся пролить свет на темные события прошлого.
День, когда они покидали Эрроу-Корт, был светлым для Бренны, хотя с моря надвинулись грозовые облака и дождь барабанил в окошко кареты, затуманивая стекло и не позволяя в последний раз увидеть старинный замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87