— Не забудьте — я конвоир, а вы узница.
Два года тюремного заключения не отучили Мадди негодовать по поводу собственного бессилия. Услышав напоминание Ривлина, она ощетинилась:
— Вы ведете себя омерзительно!
— А вы — по-детски. Что плохого в том, чтобы проснуться и обнаружить, что вам тепло и удобно?
Мне это было приятно. При этой мысли Мадди вспыхнула. Только бы Ривлин не услышал, как сильно забилось ее сердце!
— Вам кто-нибудь говорил о том, какая вы хорошенькая, когда краснеете?
К полному ужасу Мадди, щеки у нее запылали еще сильнее.
— Нет!
— А ведь это так и есть, — мягко произнес он. — Очень хорошенькая.
С ней никто еще так не разговаривал, и ничьи слова так не будоражили ее.
— Вы собираетесь остаться здесь на весь день, чтобы посягать на мое достоинство, или мы поедем дальше? — спросила она с деланным равнодушием.
Ривлин молчал. Мадди ждала, почти не дыша; она только теперь услышала, как дождь стучит по земле и по крыше, услышала низкое, тоскливое завывание ветра.
— Почему это назвать вас хорошенькой означает посягнуть на ваше достоинство?
Внутри у Мадди что-то дрогнуло.
— Тщеславие — один из смертных грехов, и вам это известно.
Снова воцарилось долгое молчание, сопровождаемое только шумом дождя и воем ветра.
— Вы правы, — заговорил наконец Ривлин. — Но полагаю, обвинение в тщеславии — не главная ваша забота. Так оно и было, но Мадди не могла это признать.
— Я считаю, что неразумно забывать о моральных нормах, — с трудом сглотнув, сказала она.
— Стало быть, вы хотите вернуться к тому, с чего начали, — возразил Ривлин неожиданно жестким голосом. — Большинство из нас так не делает. А некоторые просто не могут.
«К примеру, убийцы вроде вас», — молча закончила вместо него Мадди. Ей было наплевать, понимает ли он, что она в ярости.
— Вы намекаете на то, что для меня нет смысла следовать чувству порядочности?
На какую-то долю секунды в глазах у Ривлина промелькнули удивление и смущение, но их тотчас сменила холодная твердость.
— Ни на что подобное я не намекаю, — заявил он. — Я только говорю…
Крыша затрещала — звук был громкий, долгий и пугающий. Мадди запрокинула голову, и тут же струи грязной воды каскадом хлынули вниз, неся с собой клочья сена. Треск усилился и превратился в угрожающий рокот. Громко заржали перепуганные лошади. Вода лилась теперь потоками.
Сквозь адский шум Мадди услышала, как ругается ее конвоир. Затем сильные руки подхватили ее, отбросили в угол, и сверху навалилось что-то тяжелое.
Поняв, в чем ее спасение, Мадди крепко прижалась к его сильному, жаркому телу, которое защищало ее от груды падающих обломков. Ривлин Килпатрик действовал не раздумывая, подчиняясь инстинкту самосохранения. Он затолкал Мадди в самый угол и удерживал ее там; его быстрое дыхание обжигало ей висок, а сердце громко билось у ее груди.
Но вот он откинулся назад и отвел мокрые пряди волос с ее лица.
— Мадди?
Она посмотрела в его темные, встревоженные глаза, и спазм сдавил ей горло.
— Мадди, с вами все в порядке?
Нет. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
— Все хорошо. А вы? В порядке?
Ривлин кивнул. Долгую минуту он глядел на нее испытующе, и Мадди почувствовала, что ее нескромное желание угадано. Ее пульс стал сбивчивым при одной мысли о том, что он поддастся искушению… Но вместо этого Ривлин отвернулся, медленно вздохнул и приподнялся со словами:
— Думаю, вопрос о том, оставаться нам или ехать, таким образом решен.
Он сунул руку в карман, достал ключ от наручников и молча разомкнул их.
Мадди потерла запястье и, собравшись с духом, спросила:
— Скажите, а нет ли здесь поблизости еще одной заброшенной фермы?
— Нет. — Ривлин носком сапога расчистил проход среди обломков. — Я пойду посмотрю, что там с нашими припасами и с лошадьми, а вы пока попробуйте собрать то, что осталось от одеял и прочих вещей.
Поспешно кивнув, Мадди взялась за дело. Это оказалось нелегко, так как все вещи были погребены под грудами щепок и кучами черной тяжелой пыли. Работала она достаточно успешно, пользуясь доской для того, чтобы отбрасывать в сторону мелкий мусор и выкапывать вещи, вымокшие и грязные. При этом Мадди в мельчайших подробностях вспоминала, какими глазами смотрел на нее Ривлин Килпатрик сразу после катастрофы. Теперь, как и тогда, сердце у нее от этих воспоминаний колотилось как бешеное, а в горле все пересохло. Она твердила себе, что даже единственный поцелуй таит серьезную опасность, но это не помогало — разум отказывался управлять ее эмоциями.
Однако само осознание этого разлада не только встревожило, но и отрезвило Мадди. Она и Ривлин Килпатрик тесно связаны друг с другом, и не известно, когда они доберутся до Левенуэрта. Было бы нелепо отрицать, что Ривлин кажется ей привлекательным мужчиной — таким сочла бы его любая женщина. Если она будет честной сама с собой, ей придется признать, что мысль об интимной близости с ним не вызывает у нее отвращения… Ясно, что и Килпатрик относится к ней с определенным интересом: он предупредил ее, что легко поддается искушению.
Как понимала Мадди, лишь два обстоятельства служили преградой тому, что можно было бы назвать ее падением. Первое — ее решительное нежелание осложнять себе и без того непростую жизнь.
Мадди вздохнула. Было время в ее жизни, когда мир четко разделялся для нее на черное и белое, — тогда она легко определяла, что есть добро, а что зло, молилась об избавлении от искушения и строго придерживалась религиозных и общественных ограничений. Однако все, что направляло ее жизнь, в одну секунду рухнуло, когда она увидела Калеба Фоли и нажала на спуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90