Голова его гудела, как церковный колокол.
– Мерлин, – слабым голосом сказал он. – Почему ты носишь с собой ракеты?
Девушка склонилась над ним. Рансому показалось, что вид у нее был виноватый.
– Я же сказала, – ответила она, – что я их сделала.
Она затянула жгут, а затем попыталась обработать рану. От боли из его горла вырвался дрожащий всхлип.
– Сделала… – Он глотнул воздух, стараясь не думать об истязаниях, которым она его подвергла. – Для чего?
– Ракета всегда может пригодиться. Я же сказала, не разговаривай.
Рансом замолчал. Он то погружался в забытье, то возвращался к реальности. И тогда боль вновь обжигала его. Рансому показалось, будто Мерлин что-то сказала, но он не мог уловить смысл слов.
– Что? – в конце концов пробормотал он, когда к нему вернулось сознание. Он почувствовал, что она закончила пытку и смотрела на него. Он видел ее достаточно ясно: на лице ее плясали веселые тени и цветные всполохи.
– Что… ты… сделала?
– Перевязала тебя, – сказала она. – Сейчас сюда привезут доктора, который лечит Теодора.
– Пить, – он сделал вдох и облизнул губы. – Кто привезет?..
– Куин нашел нас. Рансом, почему ты не сказал, что мы здесь же, в Фолкон-Хилле?
Он попробовал улыбнуться, но ничего не получилось, и ему вдруг пришло в голову, что он может умереть от этой смешной, пустяковой раны: если человек лишается жизни, перерезав запястья, то раненое предплечье, должно быть, то же самое. А еще он подумал, как обидно и глупо лежать здесь, истекая кровью.
Мерлин по-прежнему смотрела на него. Он ощутил вдруг, что она держит его за руку и что под головой у него уже не каменные ступени, а что-то мягкое. Цепь, которой были скованы его руки, лежала у него на груди. Он хотел спросить, не умирает ли, но потом решил, что это будет звучать уж очень сентиментально. Наверное, по каким-нибудь признакам он должен бы ощущать это сам. Немного подумав, он пробормотал:
– Ты перевязала меня, Чара?
– Конечно.
Он посмотрел на нее. Она была так красива в мерцающем освещении, что Рансому захотелось поцеловать ее.
– Мерлин, – он сглотнул, – все… что ты сделала… – Он взял ее за руку. Прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил, что собирался сказать. – Ты молодчина, – пробормотал он, – молодчина.
Она кивнула и, звякнув цепью, нежно погладила его по лбу.
Это смутило его. Он не помнил, чтобы кто-нибудь так гладил его светлость герцога Деймерелла. Он всхлипнул. Что-то блеснуло у нее на лице, и Рансом забеспокоился. Слезы подступили к его глазам. Обычно Рансом не давал волю своим чувствам, но сейчас… на всякий случай… он кое-что хотел ей сказать…
– Мерлин, – прошептал он, сжимая ее руку. Он дождался, пока она посмотрит прямо ему в глаза. Один темный локон выбился из ее прически и красивым завитком свисал на плечо.
– Да? – отозвалась она.
Он попытался улыбнуться.
– Я люблю тебя… Чара, – шепотом сказал он и большим пальцем погладил ее пальцы. – Всем сердцем… – «На всякий случай… на всякий случай… на всякий случай…»
Глава 15
В три часа ночи Мерлин нерешительно застыла у отделанной золотом двери в комнату Рансома. Приложив палец к нижней губе, она разглядывала отблески от свечи и тени, плясавшие на резных узорах.
Конечно, он спал.
Ей же просто хотелось его увидеть. Хотя бы минутку. Мерлин чувствовала себя виноватой. Одно дело – украдкой нарушать его ненавистные приказы, понимая, что он может появиться и призвать ее к ответу в любую минуту. И совершенно другое, когда он так беспомощен. Как только стало ясно, что Рансом вне опасности, доктор вместе с Таддеусом насильно уложили ее в постель и напоили настойкой опия. И тем не менее Мерлин было неловко из-за того, что она целый день спала и пропустила все запланированные уроки.
Последние шесть часов она работала над летательной машиной, а только что установленная шестеренка лежала гнетущим грузом на ее совести. Проведя два дня в цепях, Мерлин теперь прекрасно знала, каким тяжелым бывает железо.
Ночной сиделкой была старая гувернантка, когда-то воспитывавшая Шелби. Рансом называл ее Краснолицей, но Мерлин не думала, что это ее настоящее имя. Когда она будила сиделку, спавшую в смежной комнате, то на всякий случай не стала обращаться к ней по имени. Мерлин сказала, что ближайший час хочет подежурить сама, и гувернантка лишь шумно вздохнула и кивнула.
Девушка увидела небольшую склянку, наполовину спрятанную за няниной подушкой, и одновременно ощутила запах, который исходил от глиняного кувшина с водой. Вряд ли эта женщина проснулась бы раньше полудня, подумала Мерлин, похоже, она основательно приложилась к приготовленному для Рансома спирту.
Стараясь ступать как можно тише, Мерлин вошла в комнату Рансома. Здесь было очень тепло, даже душно. В дальнем углу стояла тускло горевшая свеча, а тлевшие в камине угли давали столько тепла, что его с лихвой хватило бы на отопление нескольких комнат. Спиной ко входу, под гигантским пологом, на боку лежал Рансом, наполовину укрытый простыней. В полутьме ярко-белым пятном выделялся бинтовой компресс на предплечье.
Мерлин поставила свечку и обошла вокруг кровати. Рансом не спал, просто лежал, положив под голову здоровую руку.
– Чара, – произнес он. Мерлин кивнула. Не двигаясь, он улыбнулся. – А я думал, это Краснолицая.
– Нет. – Мерлин замерла в нескольких футах от него, неожиданно почувствовав смущение. – Я отпустила ее отдохнуть.
– М-м-м… Хорошая идея. Твоя компания нравится мне гораздо больше.
– Тебе тоже надо бы поспать.
– В такой-то духоте? Чара, я тут медленно поджариваюсь. Надеюсь, тебя не смущает, что я не одет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122