Чалфонт Святого Жиля. Боже! Это «Потерянный Рай»!— Тот самый дом, где Мильтон написал свое произведение. Когда ты была совсем крошкой, мы как-то останавливались здесь.— Представляю, что о нас думает герцог! Ты помнишь выражение его лица, когда кузен Эдвардс терпеливо объяснял ему, что мы не потерялись? О папа!.. — Мэдди прикусила губу, и смех прошел сам собой. У нее дрогнул голос, когда она сказала: — А папа, я знаю! Ему невыносимо тяжело переживать такое состояние! То, что с ним случилось… Он ненавидит свое теперешнее состояние.— Герцог нуждается в тебе, девочка Мэдди, — сказал отец, положив свою ладонь ей на руку. — Ему необходимо, чтобы ты ему верила. Даже когда боишься.— Я не думала… Я не уверена… Я постоянно молюсь… Раньше было легче, понятнее, а теперь…Она запнулась. Отец стоял молча, не убирая своей ладони с ее руки.«Он поцеловал меня, папа!»Она ужасно хотела сказать отцу эти слова, но она не решалась. Не могла. Мэдди должна была оттолкнуть герцога в ту роковую минуту. Без всякого прощения. Герцог был другом ее отца, а она… Она тогда даже не шевельнулась. Она подумала, что, возможно, сама соблазнила Жерво, что, возможно, дьявол сидит и в ней самой… И заставляет строить герцогу глазки. Мэдди вдруг вспомнила сход, который был две недели назад. И слова, которые говорились на нем. Тогда-то Мэдди было все равно. Она даже не слушала проповедь, но теперь эти слова ясно вспомнились ей, как будто сам Господь распорядился так, чтобы она обратилась к ним: «Все наши радости, удовольствия и выгоды, — вещи, услаждающие телесное, — в результате оказываются не чем иным, как суетой сует и пустой бессмыслицей. Смирением мы должны противостоять всем соблазнам телесного мира».Мэдди не чувствовала в душе смирения. Наоборот, в ней неистово бились радости и удовольствия, суета сует и пустая бессмыслица. Она чувствовала себя греховной и слабой, чужой самой себе. Ей было страшно.— Я не… Я не знаю, что делать, — с болью в голосе произнесла она. — Не знаю!Ее отец поднял голову. После долгой паузы он медленно проговорил:— Это очень тяжко, девочка Мэдди?Она не могла рассказать ему. Не могла.— Похоже, что очень, — наконец сумела ответить она.— В таком случае, может быть, тебе лучше отправиться домой?Она уже думала и об этом. О возвращении в Чан-Роу к тихой и мирной жизни, единственными соблазнами и искушениями которой была возможность поворчать на служанку или позавидовать красивым нарядам соседских девчонок. Вернуться домой — это означало бросить Кристиана на попечение Ларкина и кузена Эдвардса, на общение с господином Уильямом, на мертвую тишину тюремной камеры, нарушаемую только железным звоном…— Действительно, лучше всего было бы вернуться домой. И я вернулась бы, — с отчаянием воскликнула Мэдди. — Но я… Не могу!Он погладил ее по руке.— Ты добрая и великодушная, девочка Мэдди.— О папа! — сказала Мэдди. — Я совсем не такая!На это он лишь улыбнулся, как будто она была просто-напросто эмоциональным ребенком. Но Мэдди точно знала, что она не была ни доброй, ни хорошей. Просто неотрывные узы связывали ее с землей, дьяволом и человеком.
В Лондон они въезжали уже в сумерках. Проведя всего месяц за пределами большого города, Мэдди уже успела отвыкнуть от городских запахов, шума и многолюдности. Сейчас; лондонская суета ее отталкивала, казалась неприятной. Не замедляя хода, карета промчалась мимо Гайд-Парка и оказалась на Оксфорд-стрит. Здесь горели яркие вечерние огни, в свете которых сверкали лакированные бока экипажей, стоявших в ожидании своих хозяев. Многочисленные леди и джентльмены суетились на тротуарах, хлопая дверьми всевозможных лавок и различных заведений. Тут заходили к серебряных дел мастеру, к владельцу клуба любителей спиритизма, к ювелиру, к хозяину магазина модных тканей и к кондитеру. Тысяча наименований товаров и зрелищ! Все освещено, начищено до блеска и выставлено на всеобщее обозрение.Герцог внимательно смотрел в окно кареты, время от времени бросая на Мэдди косые взгляды, как будто подозревая, что вся окружающая обстановка иллюзии — создана ею. Она, может быть, и попробовала объяснить ему все, но только чувствовала, что Кристиан сейчас ничего не поймет. А, может быть, и не нужно ничего объяснять. Она заметила в нем еле сдерживаемую радость и поняла: Жерво думал, что возвращается домой.Когда карета свернула с Оксфорд-стрит на модные боковые улочки, он протянул ей связанные руки и с мольбой в голосе выдавил:— Сними.Карета вылетела на площадь. В этом районе жили аристократы. Мэдди слышала доносившиеся крики лакеев и возгласы прохожих, шарахающихся в разные стороны от колес кареты.— Прошу… — хрипло проговорил он. В его голосе чувствовалась уже не мольба, а угроза взрыва.У домов суетились многочисленные ливрейные лакеи — к домам подъезжали экипажи. Один особняк расположился в самом заметном и престижном месте площади, выделялся среди других симметричностью и классичностью стиля. Это здание не сильно отличалось от дома герцога на Белгрейв-Сквейр, но выглядело более просторным и каким-то холодным в своем одиноком совершенстве. У входа единственная ступенька упиралась в небольшую дверь, один вид которой был негостеприимный.Когда карета остановилась, дверь открылась и на тротуар упал свет. Мэдди увидела дворецкого Кальвина, который сделал шаг в сторону, освобождая проход в дом. Затем вышла одетая в глухое черное платье вдовствующая герцогиня, которая с помощью Кальвина решительно направилась к экипажу кузена Эдвардса.Мэдди нащупала в темноте связанные руки Жерво, притянула к себе и лихорадочно стала распутывать шнуровку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144