Она не плакала, не плакала с тех пор, как покинула Белгрейв-Свейр. Но когда она взяла ручку и бумагу, все расплылось у нее перед глазами. Она не смогла писать. Мэдди сделала несколько попыток, надеясь, что будет чувствовать себя лучше.Она запиралась днем, вставала рано утром, даже начинала писать сразу после безмолвных часов богослужения по средам и орошала бумагу самыми обильными слезами.В тот вечер за обедом Элиас разрезал жаркое.— Сегодня у меня был судебный исполнитель, — сказал он, положив кусок мяса на тарелку Мэдди. — Он получил заверение, что герцог Жерво не желает чинить каких-либо препятствий на пути исправления твоей ошибки.Так вот как это называется — «ошибка». Мэдди смотрела в тарелку. Никто больше не сказал ни слова. Она взяла нож с белой роговой ручкой и отрезала кусочек мяса. Но есть не смогла.Обыкновенная жизнь. Простое служение тишине и Богу. Она искренне легко опять приняла это. Помогала Констанции стирать, ходила на службу, сопровождала пожилую женщину, которая посещала больных. Все было просто и ясно. Рано вставать. Делать тяжелую работу. Мало говорить: плохо быть ленивым, нечестным, суетным. Не думать о герцоге.Мэдди чувствовала себя и дома, и где-то далеко. Она обращала внимание на прислугу, экипажи, позолоченные и дорогие украшения, она замечала даже красивые платья, когда думала о том, как она подурнела по сравнению с блестящими дамами, которые танцевали в Белгрейв-Сквейр.Она не чувствовала лишь одного. Это была оставшаяся в прошлом часть ее души.Иногда ей вдруг представлялось, что она должна помочь Кристиану пришить пуговицы на жилет, не забыть переписать его письма. Мэдди слышала шаги на лестнице, и ее сердце замирало. Но шаги никогда здесь не были достаточно быстрыми и нетерпеливыми. Она сжимала пальцами кольцо — маленькое украденное сокровище. Идя по улице, Мэдди останавливалась и поворачивала лицо к зимнему закату. И к нему, как будто он был там, как будто она могла еще раз ощутить его, почувствовать хотя бы один раз.Но он не желал чинить никаких препятствий. Мэдди взяла кусочек мяса и проглотила его. Раньше она была нужна ему, а сейчас нет. Их жизни пересеклись ненадолго во времени и пространстве и опять разошлись. Он был герцогом Жерво. Она была позором в своем Собрании. Она чувствовала осуждение. Она была среди друзей, и все же ее имя — предмет публичного интереса в газетах, а это причиняло горькое унижение Обществу.Она была благодарна Элиасу, Констанции и некоторым другим друзьям, которые беседовали с ней, разъясняя, насколько она пребывала в заблуждении, однако смогла отвернуться от него идти к Свету. И каждый ждал ее письма с самоосуждением.— Как продвигается твоя работа, Джон? — спросила Констанция Тиммса.Он потер подбородок.— Медленно. Последние дни слишком медленно.Мэдди сказала:— Ты не захотел, чтобы я тебе помогала.— Я не уверен, что захочу опубликовать эту работу.Она повернулась к нему.— Не будешь публиковать?— Мэдди, девочка, — сказал он тихо. — Ты же знаешь…— Не все, но, — она остановилась.— Должен ли я публиковать то, что связано с его именем? Я не думаю, что тебе это понравится. — Он улыбнулся ласковой грустной улыбкой. — Сказать по правде, я столкнулся с одной трудностью в доказательствах и моих способностей не хватает.Она наклонила голову над тарелкой. Это было нечестно. Отец так устал и так много работал. Его исследованиям не должны мешать ее ошибки.— Немного савойской капусты, Джон? — Констанция переменила тему разговора. — Ее принес сегодня утром друг Гиль. Он говорит, что на рынок привезли крамбе по шиллингу и шесть пенсов за корзину.— Мне бы хотелось, чтобы он нашел для нас немного спаржи, — сказал Элиас. — Или вырастил ее рядом со своими цветами.Констанция чуть улыбнулась.— Его должна попросить Архимедия. Для нее он сделает, что угодно.— Сейчас, Констанция, — мягко упрекнул ее Элиас, — ты забегаешь вперед.Констанция, не раскаявшись, положила Мэдди савойской капусты.— Все счастливо уладится, — сказала она. — Я сердцем чувствую, что так будет.— Ты продолжаешь писать свое письмо, Архимедия? — спросил Элиас.— Да, — сказала она, бесцельно помешивая капусту в тарелке. — Я не закончила.— Сегодня вечером мы вместе помолимся, — сказал он. — Может быть, это поможет направить тебя.— Да, согласилась Мэдди.Ошибка должна быть исправлена. Он не хотел чинить препятствий.Мэдди помнила его в последний момент — она никогда не забудет его. Добродушная самоуверенность, великолепие и власть, звезды и бесконечность, мир на расстоянии протянутой руки. A bon chat, bon rat ниже возрождающегося феникса.Хладнокровный, дерзкий, кровожадный в своей мести. Как хороший кот, ленивый и игривый, сильный и непрощающий, он уничтожал противника его же оружием, сбил с толку своих мучителей, бросил их в тюрьму, почти позволил им освободиться, швырнул их назад, возобновил свои голословные утверждения; поставил их перед лицом большого жюри, прежде чем по своей прихоти вновь освободить их.Он был герцогом Жерво. У него были любовницы. Он преодолевал несчастье собственными силами.Подойди, говорил он ей так много раз. Она даже слышала его голос.Но все ускользнуло от нее даже в воображении, последняя нить, которая связывала ее с другой жизнью. Она могла писать свое письмо. Время пришло.После ужина она с Элиасом и Констанцией в строгой гостиной слушала глубоко звучащие в молитве голоса старших. Она услышала все, что должна была написать. И позже она все написала без слез.
Кристиан сидел с почтой, бросая в огонь приглашения одно за другим. Он помедлил над письмом из Шотландии и отложил его в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144