Мистер Джерард вынул меч из ножен. Но лезвие было словно обрублено, длиною всего фут, кусок прочного металла.
– Что случилось? – выдохнула Леда.
– Он так сделан. Это казаритачи – церемониальный меч. Дар какому-либо храму, я думаю. Его не предназначали к использованию. – Тени и отблески серебра упали на его лицо. – Золото только снаружи. Внутри просто прочное железо, – он провел рукой по лакированным ножнам. – Вы думаете, ваш сержант был прав?
– Прав? Относительно чего?
Мистер Джерард ничего не ответил, глядя в окно.
– Сержант Мак-Дональд – грубый и бестактный человек, – сказала Леда. – Если я его увижу, то обязательно скажу это. Он очень ошибается относительно меня.
– А относительно меня?
– Я теперь сомневаюсь, что он вообще может быть хоть в чем-то прав, – резко сказала Леда. – Он глуп. Что очевидно.
– Он напугал вас. Мне жаль, что я в этом виноват. Зато было великолепное прикрытие – он был так занят, обвиняя меня во всех грехах… Я не думаю, что у него возникли хоть малейшие подозрения по поводу остального.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Мисс Этуаль, могу ли я что-нибудь для вас сделать, прежде, чем уеду?
Искренность его взгляда смутила ее.
– Я думаю, что все идет как нужно. Я ваш секретарь.
– Хотите, я переговорю с сержантом Мак-Дональдом? Я могу исправить его ошибку по поводу… нашего общения.
– Нет! – Леда энергично замотала головой. – Я думаю, вам больше не стоит общаться с полицией. Право, достаточно. Сержант разочаровал меня. Если он хочет верить во всякие глупости, это его личное дело.
– Но это не его вина.
Леда фыркнула. Она не собиралась проявлять слабость и прощать сержанта. Решила просто сменить тему:
– А что вы собираетесь делать с мечом?
– Не знаю. Я не собираюсь оставлять его у себя столь долго. А теперь, когда они уверены, что нашли его… Его угрюмый взгляд встревожил ее.
– Пожалуйста, будьте осторожны! Уголок его рта вздрогнул. Он передвинул костыль, оперся на него.
– Я осторожен, как старый домашний кот. Хромой старый домашний кот. Я думаю, вам лучше оставаться при электрическом свете.
Он повернулся к окну. Внизу какой-то одинокий ночной прохожий, немного навеселе, насвистывал веселый мотив.
Леда внезапно вспомнила, что находится в своей спальне, за окном – глубокая ночь, и здесь же – рядом с ней – посетитель весьма сомнительной репутации.
– До свидания, – пробормотал он. – Завтра сможете встать, когда захотите.
Его поезд отправлялся в восемь утра. Это Леда узнала с помощью весьма пугающего, но замечательного прибора под названием «телефон», который в конце концов, когда она преодолела все опасения, дребезжащим, похожим на бдение пчел, голосом сообщил точное время отправления.
А позже был сделан заказ на билеты – не пришлось тратить полдня на поездку в кассу – посыльный принес их еще до обеда. Мир секретаря в современный век оснащен всякими чудесами.
– И – до свидания, – сказал он.
Она вдруг почувствовала, как ей трудно прощаться с этим человеком, которого она едва знала. Леда инстинктивно протянула руку и положила ее на его пальцы, обнимавшие меч.
– Спасибо, сэр! Спасибо за все!
Воздух, казалось, сгустился. Ее ладонь лежала на его руке. Он сурово посмотрел на нее, и этот взгляд пронзил, как холодный клинок. Его рука только крепче сжала меч.
И больше ничего.
Больше ничего, но она почувствовала, что все изменилось, обрело плоть и кровь, застучало у нее в висках.
Он добьется своего!
Она не знала… ничего не знала. Но в нем была поразительная сила – в его глазах, которые смотрели на нее, в его неподвижной руке, даже в его молчании…
Она опустила глаза. Теперь уже он коснулся ее руки, вложил в ее ладонь маленький сверток.
– Доброй ночи, мисс Этуаль, – он отошел от окна и снова растаял в тишине. Она не услышала ничего – ни щелчка замка, ни стука двери, но Леда знала, что он ушел.
Она опустилась в кресло у окна. Кусок черного шелка в ее ладони таил в себе нечто твердое. Она развернула сверток – маленькая монета неизвестного государства поблескивала в неверном свете уличных фонарей. Только одна монета. Одна монета, тоже символ, как серебряное кольцо леди Эшланд.
Она встала, нашла в темноте книгу, подошла к окну и постаралась разобрать плохо освещенные строчки. Ага, вот образцы японских денег. Пять йен. Она открыла раздел «Подарки». «Кусок шелка – знак уважения, который до сих пор практикуется в некоторых ритуалах», – гласила книга. А несколькими строками ниже она нашла: «В связи с игрой слов (монета и отношение) монета в пять йен считается символом дружбы».
Леда завернула монету в шелк и прижала к губам.
Вскоре ткань стала такой же теплой, как и ее дыхание.
20

1887
Он хотел ее. Он хотел коснуться ее. На борту Атлантического парохода он просыпался с этим желанием, в поезде, уносившем его на запад, он засыпал под стук колес, и ему снилось, что она – рядом; и во сне не было стыдно, во сне он никому не причинял боли. Отплыв из Сан-Франциско, в каюте на корабле, принадлежащем ему, он сторонился всех, предаваясь мечтам, не желая просыпаться и глянуть в лицо реальности.
В Гонолулу было солнечно, зелено, цветы раскачивались на ветру. Но – пусто. Он жил в небольшой, почти лишенной мебели комнате в здании корабельного управления, а не дома, где высокие ставни оставались закрытыми, а в комнатах было сумеречно, только гулко раздавалось эхо.
Увидя его на костылях, Дожен порекомендовал китайский гипс. Западная повязка была снята, предпочтение отдано востоку. Дурно пахнущие снадобья, теплые ванны, несколько тайных визитов к американскому хирургу… Нога потихоньку заживала, все меньше причиняя боли при движении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122