Они достигли побережья без каких-либо угроз нападения акул.
Мальчик Шоджи, который общался с Сэмьюэлом, когда тот был на борту рыбачьей шхуны, – единственный, кто сообщил ему, что вокруг затаились люди Икено и Дожена, – стЬял, ожидая. Он пригнулся, чтобы помочь протащить каноэ через грязь побережья. Сэмьюэл, чьи хлопковые штаны прилипли к коленям, перебрался по грязи на сухое место, чтобы перенести Леду на руках. Она подобрала юбки, как будто выходила из экипажа на Парк-Лейн.
У Шоджи были лошади, привязанные к легкой коляске. Леда глядела, как они седлали одну из них. Она сама выглядела как бездомная уличная женщина, ее волосы падали на лицо, шляпа потеряна.
Сэмьюэлу хотелось подойти, чтобы обнять ее и держать крепко, прижав к себе. Но вместо этого он работал с Манало и мальчиком, скрывая неловкость, что нашла на него. Он кончил крепить пряжки и стоял, рассматривая все это.
Шоджи с беспокойством на него посмотрел, и он понял, что мальчик беспокоится о Дожене.
– С ним все в порядке, – бросил Сэмьюэл. – Остался наблюдать.
Шоджи молча скользнул на тропу среди кустов и исчез. Манало вернулся к каноэ. Когда Леда забеспокоилась о его безопасности, он только пожал плечами:
– Должен вернуться, подождать Дожена-сан.
– Но акула… Он ухмыльнулся:
– У Манало ничего хорошего. Акуле не понравится.
– Может, отведаешь виски? – пробормотал Сэмьюэл. – Напьешься в следующий раз, когда я покличу сюда акулу.
Ухмылка Манало угасла. Он бросил на Сэмьюэла тревожный взгляд.
– Позднее, брат, мы поговорим, – сказал Сэмьюэл, встряхнув головой.
У гавайца скривилось лицо, и он склонился над своими снастями.
– Может быть, Манало будет несколько дней ловить рыбу. – Он вскочил в лодку, подняв в воздух весло. – Алоха нуи!
Леда стояла и внимательно смотрела, пока каноэ не исчезло из вида за островом в гавани.
– Ну, – сказала она. – Я надеюсь, он знает, что говорит, когда дело касается акул.
Сэмьюэл опустил руку на бок лошади. Он видел, что Леда еще дрожит, но она на него не смотрела. Она обхватила себя за плечи и уставилась на воду, не моргая.
– Леда, – позвал он.
Она повернула голову, ее взгляд был светлым и чистым. Потом она посмотрела на пятна крови на его воротнике и лацканах. Ее вздох превратился в рыдания. Она отчаянно пыталась сдержать себя.
– Я не собираюсь плакать… Он сделал шаг и остановился.
– Все в порядке, – он стоял неподвижно, опираясь на экипаж.
Она с силой встряхнула головой.
– Я не буду! Это так… – громкое, прерывистое рыдание прервало ее слова. Ее волосы рассыпались по плечам, ярость в ней угасла, переходя в рыдания, которые сотрясали ее тело, в глубокую, давно сдерживаемую истерику.
– Я ненавижу… акул. Я не хочу, чтобы меня скармливали акулам!
– Акул больше нет, – сказал он. – Нет больше мечей.
– Но есть другое. Это была игра без правил – ваша битва на мечах. – Она сильно сцепила руки. – Это было нелепо. Почему ты должен был начинать бой сидя? У мистера Икено были все преимущества! А ты – с этой чудовищно нелепой саблей, что они тебе дали. Ты мог быть… тебя могли… – она потеряла голос, задыхаясь. – О, Сэмьюэл!
Леду охватывала такая дрожь, что колени подкашивались. Она схватила мужа за рукав, пряча лицо на его груди. Он гладил и обнимал ее, покачивая.
– Моя храбрая леди. Все хорошо. Моя храбрая девочка! Моя дорогая, храбрая леди!
Она плакала, уткнувшись в него. Он убаюкивал ее, держа на руках. Прижался к ней своей поврежденной щекой, чувствуя боль.
Ее дрожь начала утихать. Она стояла, опираясь на него.
– Я хотела бы придумать что-то убийственное для этих людей! – Она перевела дух и выпалила с гневом: – А завтра будет уже поздно! Я не понимаю, что тут смешного, почему ты улыбаешься?
– Не покидай меня, Леда! Никогда не уезжай от меня!
Она оттолкнула его от себя.
– Что за чепуху ты говоришь! Именно ты сделал все возможное, чтобы отправить меня отсюда! Если бы я не была человеком с характером, я бы уехала.
Леда отошла к коляске. Голос ее дрожал, платье и волосы были в беспорядке.
Он глубоко вздохнул. Пустое небо над ним, падение в пустоту – но он не собирался больше бороться с собой, истекать кровью, рассекать свое сердце на куски. Он намеревался иметь в жизни все, что ему так дорого.
– Ты не хочешь уехать? Ее голова гордо поднялась.
– Я никогда не желала уезжать, невозможный ты человек! Думаю, ты не в состоянии понять, как любой мужчина, если тебе сказать, что я полюбила тебя с той минуты, как ты поднял мне ножницы в салоне, когда еще там работала. Для тебя это ничего не значит, смею сказать, что ты это вообще забыл; мужчины, как известно, самые безответственные из всех существ, когда дело касается вещей, имеющих какие-либо последствия. Должна сказать, что из чисто женской скромности я не буду говорить о своих чувствах слишком много.
– Да? А если я хочу это услышать? Она вздернула подбородок и прищурилась, видя его неожиданную настойчивость.
– А что, если мне необходимо это услышать? – спросил он яростно. – Что, если мне необходимо просыпаться каждое утро и слышать, что ты меня любишь?
Его голос становился все громче:
– А что, если это, черт побери, много значит для меня?
Она вздохнула, уязвленная.
– Ты же сам говорил, что несдержанность – чрезвычайно недостойная манера для женщины.
– Что? – заорал он. – Если я, черт побери, хочу этого, Леда? Каждое утро. Ты любишь меня? Хочу это слышать!
Она уставилась на него. Он тяжело дышал, как будто сражался. Эхо от его слов пошло по воде и возвращалось снова и снова.
Леда облизала губы. Потом подобрала юбки, вытерла руками свои мокрые щеки. Ее нижняя юбка прошуршала, когда она влезала в экипаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122