– Я люблю доставлять тебе удовольствие, – сказала она.
Ее рука скользнула к твердому копью, пальцы сжимали нежную плоть до тех пор, пока он, вцепившись в простыню, чуть не задохнулся.
Она встала перед ним на четвереньки, чтобы он мог оседлать ее как дьяволицу. Он тонул в наслаждении, глядя на ее спину, черные волосы, круглый зад и свой член, погружающийся в него. Он держал ее за бедра, чтобы войти как можно глубже, слышал ее стоны и крик. Но это были восторг и требование, поэтому он яростно отвечал ей, даже когда в ослепительном экстазе изливал семя.
Потом он лежал, не разжимая объятий, чувствовал ее мягкость, теплоту, нежность и со всей ясностью понимал, что она под его защитой. Хотя беспрекословно подчинялся ей. Странная, приятная, вполне терпимая путаница.
Наконец он выпустил ее из объятий и поднялся. Она не протестовала, только смотрела, как он надевает чистую рубашку и серые штаны, которые принес ему Джироламо, идет к креслу, где лежали кинжалы, проверяет остроту лезвий.
– Как тебя наказывали, когда ты был маленьким? – вдруг спросила она. – Кнутом?
Он хрипло засмеялся и покачал головой:
– Это не наказание.
– Хуже?
– Меня вообще не наказывали. По крайней мере не так, как ты представляешь.
– Никогда? – удивилась Элейн.
– Отец бы просто убил меня за ошибку.
Элейн обняла подушку и всхлипнула. Он испугался, что она заплачет.
– Во всяком случае, я так думал. Наверно, только мальчишеский страх.
– Ты хороший лжец.
Вернувшись к кровати, он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ей пальцы.
– Одевайтесь в дорогу, моя королева.
Джироламо все устроил.
Пожилой священник был верным человеком, тоже из рода Навона, дальний родственник, нашедший пристанище среди холмов рядом с озером. Семейство Навонов было уничтожено или рассеяно, замки разорены, деревни сожжены. Оставшиеся в живых скрывались, но их объединяла ненависть к Риате, жажда мщения и верность незаконнорожденному сыну Джино Навоны. Однако сам он нигде не показывался, не хотел, чтобы его видели и узнавали, не хотел лишних осложнений.
Священник отпустил грехи женщине в вуали, причастил ее, не задавая неподобающих вопросов о том, кто она и почему тут живет.
В последний момент, когда Джироламо, стоявший в тени церковной двери, подал ему знак, Аллегрето задержал ее.
– На исповеди не говори, что мы с тобой не венчаны. Не делай такой ошибки. Мы женаты пред лицом Господа. У тебя нет обязательств перед Риатой.
Он прикусил язык. Ведь ему она тоже не давала согласия. Элейн молча склонила голову. В черной одежде, с закрытым лицом, она могла сойти за какую-нибудь вдову из окрестностей, пришедшую зажечь свечу во спасение души мужа. Она несла священнику корзинку яиц, на дне которой лежала золотая монета. У него возникла безумная мысль упасть перед ней на колени, умоляя не покидать его. Она вернется чужой, снова невинной, какой была, когда они встретились. Она может все забыть или не захочет вспоминать. Его обуяло желание посадить ее в лодку силой и поплыть обратно в замок, где он навеки станет ее слугой и защитником.
Стоя на берегу озера в зарослях камыша, скрытый нависшими ветвями оливкового дерева, он смотрел, как она идет к старой маленькой церкви. Вспомнил ее внутреннее убранство, каменный пол, тяжелые колонны, разрисованные бело-красными спиралями, уходящими вверх, к неясным святым, которые с улыбкой глядели на середину придела.
Теперь он стоял тут изгнанником. Когда она подошла к двери, Аллегрето отвернулся.
Если она не вернется, он сам пойдет за нею, и старик Навона его не остановит. Вероятно, так и следовало поступить. Тогда никто уже не мог бы сказать, добровольно она терпела его общество или он ее принудил к этому.
Над вершинами гор начали собираться облака. Аллегрето прыгнул на борт лодки, проверил их поклажу: одежда для путешествия в горах, немного денег, мешочек с трутом, дорожные посохи. Джироламо стоял на страже у двери церкви.
Она вышла намного раньше, чем он предполагал. Вместе со священником, который держал корзинку и что-то ей говорил. Покачав головой, она почтительно коснулась его рукава, и быстро пошла к Аллегрето.
Он спрыгнул на песчаный берег и жестом приказал Джироламо удалиться.
– Что случилось? – резко спросил он, когда она вошла под тень оливы.
Элейн откинула вуаль и посмотрела на него.
– Я подожду исповедоваться.
– Подождешь? Но такого случая не будет, – прошипел он. – Где-нибудь в другом месте я не смогу гарантировать безопасность.
Священник глядел на нее, стоя в ожидании у церковной двери. Аллегрето догадывался, с какой настойчивостью тот убеждал ее облегчить душу.
– Я понимаю, насколько это трудно, – уже более мягко сказал он. – Но священник тебя не знает и не узнает никогда.
– Я не стыжусь. – Элейн вскинула подбородок. – Я буду ждать тебя.
– Меня?
– Я знаю, ты не можешь. Пока. Но я буду ждать, когда и тебе отпустят грехи.
– Почему? Я считал, ты хочешь именно этого.
– Потому что я думала об этом... думала... – Элейн посмотрела в сторону озера, на облака. – А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг нас убьют?
– Тем более. Это смертные грехи, ты знаешь. Тебе грозит проклятие.
– И отлучение от церкви даже за общение с тобой. Я спросила его, и он мне так сказал.
– Ты спросила его?
– Я не сказала твое имя. Просто спросила, как будто сомневалась.
Аллегрето стиснул зубы.
– И он правильно ответил. Но ведь мы женаты, следовательно, ты можешь общаться со мной без наказания. Я сам интересовался подобными вопросами.
Элейн посмотрела на него. Да, жена не должна избегать собственного мужа, это правда.
– Мы женаты, – упрямо повторил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113