Чтоб ему провалиться! И Джереми заодно!
— Неужели, отец?! Откуда ты вообще взял, что подобный союз возможен?
— Наблюдая за проклятым фатом! Мерзкий щеголь! Распустил хвост, как петух! За весь месяц ему впервые довелось обхаживать не жеманную пустоголовую мисс, а настоящую женщину! По-твоему, никто этого не заметил?
— Он любит играть, — сухо сообщила Реджина, — и при этом надежный партнер. Больше между нами ничего нет!
— А вдруг он вбил себе в голову стать твоим партнером на всю жизнь?!
— А вдруг и мне взбредет то же самое? — сварливо бросила она.
— Не говори так!
— Уже сказала! И повторять не стану.
И где носит Джереми, когда он так нужен?!
Реджинальд боялся попрощаться с дочерью, пожелать ей доброй ночи. С нее станется потихоньку сбежать и встретиться с Ролтоном, если учесть, как они любезничали сегодня.
При мысли об этом ужас закрался в его сердце.
Господи, что может быть хуже, чем иметь такую дочь?! Ни один мужчина не в силах устоять перед ней, и, как стало очевидным, она, в свою очередь, не смогла устоять перед приглянувшимся ей мужчиной.
Реджина устало поднималась по лестнице. Ее отчитали, как девчонку. Пусть она вела себя глупо, но какое все это имеет значение, если у нее такое чувство, словно сегодняшняя игра проиграна. Ах, опьяняющие минуты торжества, когда Ролтон сидел так близко… И все это оправдалось бы, появись Джереми на вечере! А так… зря потраченное время.
Завтра она положит конец спектаклю, признавшись отцу, что не питает ни малейшего интереса к Ролтону. Партия закончится, и начнется новая жизнь.
Из-под двери пробивался свет, слабый, как надежда. Надежда? Мужчина всегда может выбрать из десятка женщин, готовых лечь под него за новый экипаж, дом и тысячу фунтов в год. Наслаждение — товар дешевый, а для содержанки такие условия можно считать идеальными.
О, черт! О чем она только думает? Присутствие Ролтона у Петли вывело ее из себя. Пришлось делать невероятные усилия, чтобы казаться веселой и занимательной собеседницей. Но результат потряс и возмутил Реджину. Ролтон смотрел на нее оценивающе и восхищенно, что всего неделю назад идеально совпадало бы с ее планами. Недаром отец встревожился. И если он заметил, что говорить об окружающих?!
Еще один запутанный узел, а она слишком измучена, чтобы искать решение.
— Я не слишком тебе надоел? — осведомился Джереми из глубины комнаты.
Хоть бы он убрался ко всем чертям! Реджина скинула шаль.
— Карты ужасно утомляют, все эти сложные вычисления… А потом, трудно играть с таким мастером, как мистер Ролтон… Да стоит ли объяснять, ты сам понимаешь, дорогой Джереми. Я находилась в постоянном напряжении, пытаясь не ударить в грязь лицом!
— И в самом деле, стоит ли объяснять, дорогая Реджина! Это платье, выставляющее напоказ твои груди, соски, купленные мной и принадлежащие мне, так что бедняга исходит слюной над тем, что не может заполучить! Так объясни, Реджина: что все это значит?
— Только то, что у меня своя жизнь, а у тебя своя и иногда наши интересы пересекаются, а иногда — нет, — вызывающе выпалила она. — Я не ждала тебя сегодня.
— Очевидно. Может, мечтала, что мое место займет Ролтон?
— О, пожалуйста… Он ревнует…
— Что «пожалуйста»? С самого начала ты из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание. Так вот, тебе это удалось, и он сделал стойку. Только найдет в твоей постели меня… или неопровержимое доказательство того, что ты принадлежишь другому.
— Правда? — ахнула она, до глубины души потрясенная этим собственническим тоном. — И что он обнаружит?
Он поднял руку — с пальцев свисала тонкая золотая цепочка, на которой болтался крошечный замочек.
— Будешь носить эту цепь как символ моего обладания, чтобы ни один мужчина, кроме меня, не смог войти в тебя.
Реджина протянула дрожащую руку. Такое красивое украшение, которое, конечно, ничему не послужит преградой. Но оно безумно волновало ее, как ощутимый знак того, что она в самом деле его содержанка и он жаждал ее, как никакую другую женщину. Только хозяин имел право заковать ее в цепи.
— Я стану носить символ твоего обладания, — хрипло пообещала она, — но Ролтон не придет.
— Его сводят с ума твои груди, шлюха! Я сам видел.
— Ты там был?
О, какое торжество! Значит, не все потеряно! И она не проиграла, раз он не сумел скрыть своего неукротимого вожделения к ней!
— Наблюдал за тобой и за ним. Думаю, твоя игра закончена, потаскуха! Я единственный, кому ты станешь принадлежать. — Он судорожно вцепился в вырез ее платья. — Й единственный, перед кем ты обнажишь свои прелести!
Джереми рванул платье. Тонкая ткань не выдержала и лопнула, высвободив ее груди.
— Только я…
Дождавшись, пока платье упадет на пол, он безжалостно сжал ее соски.
— Это мое…
Реджина задохнулась, когда он стал грубо ласкать ее, уже зная, где нажать, где ущипнуть, где погладить. Голова ее шла кругом, а страсть терзала волчьими зубами.
Она вырвалась, закрывая ладонями ноющие груди, и рухнула на кровать. Что это было? Что?
Он поднял ее безвольные руки, стащил сорочку и стал раздевать. Медленно, предмет за предметом. Туфли. Подвязки. Чулки. Ленту из волос.
— Любовница всегда обнажена.
— Когда знает, что тот, кто ее содержит, должен прийти, — парировала она. Вряд ли она вынесет подобное напряжение еще раз. Того, что он сделал с ней сегодня, более чем достаточно.
— Он всегда приходит, — бросил Джереми, толкнув ее на спину. — И всегда здесь.
Он позвенел цепью перед ее носом.
— Так мы метим тех, кого, имеем.
Он обвил цепочкой ее талию, и Реджина заметила, что есть и вторая, отходящая от первой. Эту он продел между ее ног так, чтобы она ласкала ее там, и защелкнул замок на пояснице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31