Тарквиний ушел куда-то по берегу, а Виргиний, не имея больше в нем опасной помехи, подошел к своему деду, выслушал новые приказания и отправился с Арпином в деревню.
Виргиний ровно ничего не понял в переговорах царевича с его дедом жрецом, да и не старался понять, отчасти по своей простоватости идеалиста, отчасти вследствие боли головы от раны, которая при тряске в телеге стала мучить его с минуты на минуту хуже.
Арпин испугался и за себя и за отца, которому грозит гибель, потому что его враг Тарквиний, по причине набега этрусков, сделан от царя правителем Рима.
Чем этот гордец совместно с Фламином Юпитера может погубить двух столь могущественных лиц государства, как Великий Понтифекс и его зять, потомок рутульских царей, Арпин не мог придумать.
Как слуга городской, он не знал подробно всего хода деревенской жизни, как этого не знал и Виргиний, хоть оба они иногда наезжали в поместья Фламина и Понтифекса, граничившие между собою.
На деревню они, римляне, и патриций и раб, одинаково глядели свысока и игнорировали тамошних свободных поселян гораздо презрительнее, чем рабов, составлявших челядь поместий. Свободные поселяне были им чужими людьми. Арпин и Виргиний не знали, чем они могут им быть опасны или полезны, не знакомились, не сближались с ними.
Арпин решил не уходить к самнитам до тех пор, пока не узнает, какая опасность грозит Скавру с его зятем, чтобы разрушить козни их врагов. Он любил своего господина не меньше, чем тот его, хотя и не смел открыто называть отцом.
Он предположил до нужного времени прожить где-нибудь тут поблизости, скрывшись среди гор и болот этой местности.

ГЛАВА IV
Прощание друзей

Добравшись до близких к Риму владений Великого Понтифекса и его зятя Турна, друзья спешились, привязали волов с телегой к дереву, подошли к берегу болотной трясины среди гор, но медлили расстаться, хоть близился полдень.
Они развели костер и нажарили себе дичи, которую тут же убили стрелами.
– Мне совестно стрелять и метать копье при тебе; ты не делаешь вовсе промахов никаким оружием. – Говорил Виргиний, с аппетитом усталого человека доедал свой кусок кабаньего окорока.
– А между тем, именно ты учил меня, как ученик хороших педагогов, – ответил Арпин, – помнишь, как ты устанавливал меня в позу борца, закидывал мою голову, отодвигал ногу, чтобы правильнее целиться или нападать? Я ничего не умел... Дома меня не учили.
– Зато теперь ты превзошел меня.
– В стрельбе и метании, Виргиний, но про меч ты недавно говорил, что я с ним иду, точно козел, желающий бодаться.
Друзья засмеялись.
– Ты держишь голову, наклонивши вниз, с мечом, как это требуется при копье, Арпин, а я постоянно забываю, что ты лишь недавно зачислен в оруженосцы великого Понтифекса...
– Совершенно против моего желания.
– И как копейщик, а не мечник.
Они умолкли, продолжая завтракать.

Жрецы в древнем Риме, во все течение нескольких сот лет его исторической жизни, и царской, и республиканской, и кесарской эпохи, не составляли слишком замкнутой, обособленной корпорации духовенства, занимая, совместно со своими санами у жертвенников, другие, гражданские или военные должности.
Об исторических лицах в этом смысле известно, что Юлий Цезарь служил среди младших жрецов Юпитера, помощников Фламина, камиллов; Тацит-историк, будучи гражданским претором (судьей), числился в гадателях-авгурах. Императоры принимали на себя сан великих понтифексов.
Исключение составлял сан Юпитерова Фламина, обусловленный чрезвычайною строгостью уставов жизни, почти до аскетизма, лишь очень недолго, в строгие времена республики, чего при Сервии еще не было введено.

– Давай на прощанье вспомним былое, наше «золотое времечко!» – предложил Арпин после долгого молчанья. – Тут очень удобное место; метнем копья через этот болотный залив; он довольно широк, но я уверен, что ты перебросишь копье.
– Конечно, – согласился Виргиний, – но во что?
– Вон там лежит большой камень, а за ним растет толстое дерево; кто-то отпилил ветвь от него так гладко, что я вижу совершенно ясно круглый, светлый сучок; попади в него!..
– Ладно, попаду.
Отобедав, друзья стали упражняться в метании копий.
Первым бросил Виргиний; его удар был верен, но несилен; копье легко перелетело довольно широкую излучину трясины, похожую на отдельный мелкий прудок, но затем, ударившись в крепкую древесину отпиленной ветви, оно отпало от нее и свалилось в прибрежную тину.
– Метко! – воскликнул Арпин, хлопнув друга по плечу, – ты напрасно полагаешь, будто кровотечение из раны ослабило твою силу, и глаз твой все так же верен, по-прежнему.
– Но мне все-таки далеко до тебя; ты известный всему Риму копейщик и борец на секирах. Удружи, Арпин, в последний разок! Дай поглядеть на всю твою мощь! Дай полюбоваться!
– Изволь, товарищ!
Арпин без всяких приготовлений и как будто не целясь, метнул с такою силой, что его копье не только попало в отпиленный сучок, но даже расщепило его и завязло, глубоко вонзившись бронзовым острием.
Виргиний подпрыгнул в восторге от ловкости друга, когда-то бывшего его учеником, и горячо обнял его, говоря:
– После такого молодецкого удара, я больше не хочу ни сам метать, ни видеть твоих упражнений, потому что все это выйдет непременно хуже. Расстанемся, Арпин, теперь! Пусть этот твой молодецкий удар останется последним воспоминаньем нашей дружбы, и у тебя и у меня. Я провожу тебя еще немного, за эту трясину, чтобы взять мое копье, увязнувшее в ней.
Предстоящая разлука с товарищем щемила его сердце. Судьба Арпина представлялась ему ужасною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36