На это, думаю, и делается расчет.
– В таком случае, следует взять вино на экспертизу.
Вано утвердительно кивнул.
– Вот именно. Причем взять две бутылки: запечатанную и не запечатанную. И проверить состав веществ и в первом и во втором случае.
– Значит, следует обратиться к Порфирию? Пусть проверит.
– Да, и уже завтра он должен явиться сюда и потребовать этот «Реквием ночи». Сегодня мы не имеем права этого делать – можем их спугнуть. Так что давай пока выпьем водочки. Она не так прекрасна, как этот божественный напиток, не так сладка и уж вовсе не так благоуханна, зато она наша.
Мы дружно чокнулись бокалами, на треть наполненными водкой.
– За Васю, – грустно улыбнулся я.
Вано отрицательно покачал головой.
– За живых мы всегда выпьем. А сейчас… Пока еще свежа память… Давай помянем Стаса. Пусть земля ему будет пухом…
Мы молча выпили и в первый миг даже не поняли, чем закусить: все эти аристократические желе из крабов и кремовые супы из мидий совершенно не гармонировали с водкой. К тому же такую тоску нагоняли, что хотелось завыть.
– Эх, солененького огурчика бы сюда! – печально вздохнул мой друг Вано. – Да еще из бочечки!
– Или маринованного боровичка, – поддакнул я ему. И уже веселее добавил: – Может, спросить у господина Толмачевского? Не организуют ли здесь выезды в деревню? За провиантом для «КОСА». Что-то мне не попадался на глаза господин управляющий.
Мы оглянулись вокруг, но Толмачевского не увидели. Однако водочка подействовала ободряюще. Все-таки она не шла ни в какое сравнение с янтарным напитком, нагонявшим иногда такие мысли, после которых и впрямь хотелось на стену лезть. А вот водочка призывала нас к жизни.
– Вот чем надо лечить, – угадал мои мысли сиамский близнец Вано, – тогда и помирать не захочется.
– Разве что по утрам, – улыбнулся я.
Но утром нам умирать нельзя было – утром нам нужны светлые головы и здравые мысли, поэтому мы решили остановиться на этой бутылке и пить ее медленно. Тем более у меня был серьезный разговор к Вано: мне предстояло рассказать ему о Васе. Я начал с начала, стараясь не упустить ни одного важного момента; рассказал, что о фигурке Афродиты могли знать очень даже многие, как и многие могли знать о существовании у нее цианида. Но, только когда я дошел до истории о том, как яд спрятали во флаконе из-под духов, Вано по-настоящему оживился.
– Ты думаешь, она сказала правду? – нахмурился мой друг. – Может, все-таки это ее рук дело?
– Знаешь, Вано, – недовольно буркнул я, – думаю, насчет Василисы у нас не должно оставаться сомнений. Мы просто обязаны верить каждому ее слову, если действительно желаем помочь девушке. И здесь вариантов быть не может. Иначе вообще все не имеет смысла. Иначе мы допускаем, что жизнь она может провести за решеткой. А ты, Вано, как никто должен знать, что тюрьма – это конец, особенно если наказание несправедливо.
– Хорошо, – тут же согласился мой товарищ, – от этого и будем плясать. Если Василиса невиновна, а мы именно так и думаем, следовательно, нужно искать второе лицо, подложившее яд. Я считаю, подозреваемым номер один является Толмачевский. Он – сосед Васи, тысячу раз он мог проникнуть в ее квартиру. Ему не составляло труда и подделать ключ.
– Как не составляло труда подделать и другой ключ, – дополнил я мысль Вано, – а именно – от черного хода «КОСА».
– К тому же это подозрительное вино. Думаю, оно поможет нам разобраться во многих неясностях. Хотя… Хотя, Ник, бывают и такие вещи, которые происходят одновременно, но друг с другом никак не связаны.
– Ты хочешь сказать, что темные делишки «КОСА» могут быть не связаны напрямую с убийством?
– Я думал об этом, – кивнул Вано, – слишком уж они рисковали своим благополучием и своей репутацией, чтобы пойти на убийство. Тут что-то не вяжется.
– Поэтому кроме Толмачевского нам не мешает вычислить еще одно подозреваемое лицо.
Вано вопросительно взглянул на меня, и я, бодро опрокинув еще одну рюмашку, оживленно рассказал ему о таинственной даме сердца, которую любил Стас, а также я акцентировал его внимание на темном прошлом Стаса, на его неладах с законом.
Реакция Вано меня поразила: он не только не удивился, но даже не придал этому факту должного значения. Вано почесал медвежьей лапой свой бритый затылок и пробасил:
– Ник, если мы станем заострять внимание еще на каких-то прошлых делишках, то вконец запутаемся. Сколько прошло времени с тех пор? Три года? Четыре? Ник, факты такой давности не могут послужить причиной убийства, случившегося сегодня. Да и при чем тут женщина Стаса? Мало ли у кого баб было! Они что, все должны убивать? По логике, это он ее должен был пришить за то, что она его бросила. Нет, Ник. Первым делом нужно прощупать Толмачевского. Что-то рожа этого типа мне не особенно внушает доверие.
Толмачевский был лих на помине – долго этому гаду на роду написано жить. А, по народной примете, ему еще должно подвалить богатство. Словно теперь он погибает от бедности!
Толмачевский возник перед нашим столиком этаким благодушным ангелом, и его тонкие губы растянулись в улыбочке.
– Добрый вечер, господа. Я безмерно рад, что вы вновь посетили наш клуб.
Этот нахал сделал вид, словно утром ничего не случилось, словно меня никто не бил по голове и словно не он побежал жаловаться на нас Порфирию.
Мы последовали правилам его игры и тоже улыбнулись. Конечно, наши улыбочки нельзя было назвать милыми: моя улыбка напоминала улыбку шакала, а Вано оскалил свою беззубую пасть.
Но Толмачевский никоим образом не прореагировал на наш «дружелюбный» вид. Он взял со стола почти пустую бутылку водки и с удивлением стал изучать ее неприглядный внешний вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120