Они предпочитают всё съесть и выпить сами, а потом окочуриться в одиночестве, хотя еще бедняжка Шекспир увещевал в одном из своих сонетов Имеется в виду IV сонет Шекспира «Unthrifty loveliness, why dost thou spend…»

: Бездетный плут, зачем не передалДар жизни детям, сам упившись сладко,Его проел, пропил, процеловал,И сумму сумм растратил без остатка?Ведя со смертью торг, один, как перст,Ты сам себе не мил и не доходен,И, оставляя солнце здешних мест,Что ты предъявишь у полночных сходен? Но куда великому драматургу было понять наш современный индивидуализм? Ведь именно в нем и заключается основное достижение человеческой свободы – иди куда хочешь, спи с кем попало, только плати налоги и не нарушай закон, а все остальное не имеет значения, все остальное – прах…Любовь, нежность, глубинное созерцание, привязанность к одному месту, домашний уют, нерасторопное течение жизни, игры на свежем воздухе, детский смех, полночный шепот, полуденный восторг – все это прах, все это больше не никому не нужно!А вместо всего этого есть телевизор и компьютер, и, блуждая от одного экрана к другому, мы вполне можем найти для себя замену настоящей жизни, между тем неуклонно, как и прежде, проходящей мимо нас в никуда…Неужели в этом и заключается моральное превосходство нашей цивилизации над отсталыми народами и странами? Мы ценим свободу собственного индивидуализма, который отчего-то делает нас одинаковыми до безликости! Что же это с нами происходит: обезличивание индивидуализма или индивидуализация безличия?Затрудняясь различать понятия индивидуализма и эгоизма, современные мальтузианцы, пользуясь контрацептивами с дошкольной скамьи, даже в гроб ложатся, предварительно обезопасив себя соответствующим образом!Трудно сказать, как население здешних мест ухитрилось не вымереть в результате низкой рождаемости, но в том было бы лишь только полбеды… Слава богу, выручают переселенцы из Торонто. Там демографического кризиса не наблюдается, спасибо иммигрантам из плодовитых стран. А я люблю их веселую живучесть. Я люблю смешных, деловитых китайцев, словно точно знающих, зачем они живут, люблю вечно сказочно фантазирующих индусов и только начинающих вырываться из купели исламизма пакистанцев. Я люблю их всех, их иероглифы, вязь санскрита и арабского, кажущуюся еще более декоративной, когда она несет в себе слова таинственного языка урду…Однако всего этого разнообразия нет в канадской глубинке. Здесь англосаксы женятся на англосаксах, которых я тоже люблю, но пред которыми испытываю устойчивое чувство собственной неполноценности, ибо мне никогда не удается быть настолько же вежливым и обходительным, как даже последний из них… Не воспитали, упустили. Теперь уж не восполнишь! Как был я хамом, так хамом и останусь.Попаду на тот свет, меня Господь спросит: «Ну, как вам сегодня погода? Облачность не беспокоит?», а я ему: «Да погоди Ты о погоде, скажи мне наконец, в чем смысл жизни?» А Он разочаровано шмыгнет своим божественным носом и продолжит светскую беседу в стиле местного «Small talk» – «как вам нравится проводить свою вечность?»…В отличие от меня, у местного населения проблем в общении с Богом не наблюдается. Настоящая проблема заключается в том, что никто из них не считает проблемой, когда та или иная семейная пара, иной раз и после сорока лет отроду, все-таки сподобится завести единственного ребенка, и тут муж вдруг ни с того ни с сего бросает жену и уходит к другой женщине, впрочем, тоже в свою очередь, разведенной, у которой тоже имеются дети. Брошенная жена не теряет времени даром и находит себе нового мужа, который между тем продолжает платить алименты на своих детей от прежнего брака. Все кругом живут с чужими женами и воспитывают чужих детей, и такая вот фантасмагория считается нормой.Все они кажутся мне такими одинаковыми, что я искренне не понимаю, почему Джон бросил Мэри и женился на Элизабет. Они все так похожи… Ах, знаю, знаю… Это оттого, что Мэри упрекала Джона в том, что он не относит свои грязные носки в стирку, а оставляет их на полу в спальне. Элизабет тоже обвиняла своего прежнего мужа в том же самом смертном грехе, но теперь, повстречав Джона и набравшись горького опыта, решила придержать язык за зубами, чтобы вовсе не сложить зубы на полку… Ведь, по совести говоря, ни Мэри, ни Элизабет в жизни ничего стоящего не зарабатывали и всецело зависели от нищенского гособеспечения и своих вздорных мужей… А домашний труд, к сожалению, никто трудом и не считает…Да, конечно, и Джон во втором своем браке остепенился. Теперь самолично относит свои носки в стирку и даже иногда моет посуду. Он разумно рассудил, что это ему обойдется дешевле, чем вновь потерять половину своих трудовых сбережений, как это случилось в результате бракоразводного процесса с Мэри, которую он, в общем-то, по совести говоря, до сих пор любит и ревнует к ее новому мужу Фрэду… А если спросишь Джона, зачем он развелся, то получишь бесхитростный ответ: «Из-за носков…»Вообще носки становятся настоящими разрушителями семей! Может быть, лучше вовсе ходить без носков, в конце концов, или изобрести, наконец, одноразовые носки! Сколько семей будет спасено!А не проще ли совсем упразднить институт семьи и жить всем со всеми вперемешку, как в первобытной пещере? Таким образом бедным деткам, оставленным своими страдающими избыточным индивидуализмом родителями, удавалось бы чаще с ними видеться, сидя по вечерам вокруг общего костра. А по утрам все гуртом выбегали бы на мороз охотиться на мамонта или на какого-нибудь саблезубого зайца… (Следуя теории Дарвина, при нынешнем дефиците морковок зайцы вполне могут проэволюционировать в саблезубых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100