Маськин, ты просто обязан быть Маськиным.
– Но мы ведь далеко не иисусы и совсем не христы… – начал было возражать Маськин, но тут его неучтиво перебил Плюшевый Медведь:
– Зато я вполне могу сойти за Винни-Пуха!!! Только у меня к тому же есть и философские мысли, а следовательно, я даже ещё полезнее!
– Или вреднее… – пробормотал Левый Маськин тапок, на которого Плюшевый Медведь три раза наступил во время маськотанца и ему стало казаться, что ему медведь наступил на ухо , потому что теперь он никак не мог припомнить мелодию «Интернационала», который он по традиции обычно пел в конце каждой новогодней ночи.
– Вреднее, полезнее – это не суть важно. Главное, что из той же категории – винни-пухов, – заявил Плюшевый Медведь и в доказательство своих слов запел винни-пушистую песню-шумелку, сочинённую им тут же, на месте:
Мишки очень любят мёд,
Лучше мёд, чем пулемёт…
Если мёд уже во рту,
Пулемёт нам ни к чему!
– Вот видишь, Медведь, этим ты и отличаешься от настоящего Винни-Пуха. Ну при чём тут пулемёт? – наигранно возмутился Шушутка, смеясь.
– А что делать, если времена у нас опять такие пулемётные? Вот и лезет всякая чушь в голову, – заоправдывался Плюшевый Медведь.
– Времена всегда были пулемётными… – возвестил Левый Маськин тапок, который сам недавно тайно приобрёл у кота Эль-Бандидо игрушечный пулемёт системы «Максимка» и прятал его под Маськиной кроватью за ночным горшком, – мол, мало ли чего… Левый тапок считал себя ответственным за безопасность Маськина и тихо обвинял Правый тапок, что тот так неловко ступил после Маськиного прыжка, что Маськин повредил ножку, и считал себя если не Маськиным телохранителем, то, по крайней мере, маськохранителем, что тоже было немаловажно в наше неспокойное время.
– Ладно, вы меня уговорили, побуду ещё Маськиным год, а там посмотрим, – вздохнул Маськин и собрался ковылять спать.
– Нет!!! – закричали друзья. – Пожалуйста, оставайся Маськиным навсегда!!!
– Навсегда – это слишком долго, – снова вздохнул Маськин, но потом подумал и сказал, рассмеявшись: – Я лучше останусь Маськиным насовсем!
На том и порешили.
Глава 21
Маськин и Красная Собака
Сразу после Нового года дни побежали словно наперегонки, и никто не заметил, как на землю пришёл китайский Новый год. Это был год Красной Собаки. На земле вообще теперь наступает китайская эра, и – желаем мы того или нет – мир медленно, но верно вращает свои потёртые колёса в сторону восходящего солнца.
Красная Собака явилась в дом Маськина по приглашению Плюшевого Медведя, который недавно стал ценителем китайской культуры, любил сладкую составляющую кисло-сладкой китайской кухни, а кислую составляющую не ел и оставлял на тарелке.
Плюшевый Медведь всегда был мастером разделять неразделимое и был поистине ненасытен в своём любопытстве ко всему новому, чужестранному и необычному, любопытстве, переходящем в запущенную форму ксенофилии (вовсе не состояния влюблённости в Ксению, как это может показаться с первого взгляда на это слово, а болезни, противоположной ксенофобии – страха перед чужими).
Плюшевый Медведь наспех кое-как выучил китайский язык, стал неразборчиво рисовать какие-то иероглифы ложкой по манной каше и даже пытался потреблять эту самую манную кашу китайскими палочками, но она всё время с палочек соскальзывала, и Плюшевый Медведь уже даже немного похудел от недоеда.
Вообще ксенофилия – это хорошая болезнь, приветливая, но к сожалению, встречается она чрезвычайно редко и почему-то сразу в запущенной форме. Вот и у Карла Великого эта болезнь настолько прогрессировала, что ему всё время хотелось стать королём какого-нибудь дополнительного народа. Но дело было давнее, и об этом мало кто нынче помнит.
Красная Собака уселась на кухне напротив Плюшевого Медведя и стала вещать о величии китайской культуры, смешно жестикулируя и меняя тон голоса, как в оперной арии.
Маськин подсел к столу и заботливо поправил подушку под спящим Гипнотизёром, который, не просыпаясь, поглощал манную кашу, недоеденную Плюшевым Медведем, при этом весьма умело пользуясь ложкой, преимущества коей перед китайскими палочками при потреблении именно этого вида питательного продукта были очевидны даже Красной Собаке, которая настолько была китайской, что потребляла палочками даже чай.
Красная Собака была в ударе, потому что чувствовала, что приближается её время. С таким воодушевлением, видимо, говорил Карл Великий, затеявший на заре христианской цивилизации окрестить всех, кто попадётся под руку.
Красной Собаке казалось очевидным, что её приход обусловлен исторической необходимостью и что на земле вот-вот настанет новая, правильная эра, или, говоря точнее, эпоха династии Чин-Чин, когда всё будет, наконец, чин по чину.
– Да в том-то и дело, – сказал Маськин, – что это не важно, какая на дворе эпоха! А, важно… чтобы люди были людьми и никого не обижали. А тогда хоть китайцы, хоть некитайцы – всё равно.
– Это верно, – подтвердил Медведь и, пододвинув к себе новую тарелку с кашей, вдумчиво начертал сочинённое экспромтом китайское стихотворение:

Добро – мудро, зло – глупо.
Будь мудрым – будь добрым.
Красная Собака прочла и задумалась.
– Я не понимаю, что здесь написано! – с лёгким раздражением сказала она. – Нет, все иероглифы понимаю – а смысла, увы, не понимаю.

– Я же вам китайским языком объясняю, – разгорячился Плюшевый Медведь. – Что же тут может быть неясного? Быть злым – глупо.
– Почему? – нахмурилась Красная Собака.
– Да по кочану и по капусте! – ввёл в разговор зайче-огородный элемент Маськин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99