Естественно, что для женщины средних лет услышать такое заявление от молодой леди более чем странно.

. Немедленно сделала строгое лицо и сказала нечто, как обычно переусложненное, со смыслом следующим:
– Господин Остин не любит, когда трогают книги. Во всяком случае, его следует спросить о том, можно ли читать здесь.
В этом роде…
Лена парировала, заявив, что книги для того и существуют вообще-то, чтобы их читать. За исключением, возможно, личных дневников.
Но поставила тома на место и задвинула створку шкафа.
– Почитаю сказки на ночь, – заметила она.
Потом подошла к рогатой вешалке, на которой висел знакомый уже уютный, черный с золотой вышивкой халат.
Подумала и решила выпендриться. Стянула через голову ночнушку-наволочку и взяла халат, чтобы надеть его.
Нет, «иностранная гувернантка» даже не повела бровью.
А Ленка-то наивно думала, что смутит ее таким образом.
Казалось, что тетенька с эдакими строгими замашками должна быть плохо восприимчива к бесстыдству. Глупо вышло. Ленка смутилась сама.
И вспомнилось что-то мучительное из сна. Тоже связанное с подобными выходками.
– Do yow heave breakfast? – спросила строгая женщина.
– Дую, дую… – злясь на себя, проворчала Лена
Огустина, уже слышавшая подобную фразу, отнесла ее к разряду жаргонизмов утвердительного значения, поставила себе на заметку, что юную леди следует начинать отучать от диких манер, и спокойно пустилась в объяснения, что завтрак Лена пропустила, поэтому вместо завтрака будет обед. Если бы Лена проснулась чуточку пораньше, то ей бы, пусть и с большим опозданием, подали бы второй завтрак, но теперь уже поздно для этого.
– Да я согласна на обед, – заверила Лена, прерывая бесконечную вереницу «BUT» и «OR», обильно пересыпающих вычурные объяснения.
Огустина приняла к сведению и предложила проследовать в душевую, потому что, по ее словам, юная леди спала не только долю, что само по себе вредно для молодого организма…
«С чего это она взяла?» – изумилась Лена, слышавшая совершенно противоположные заявления.
…но и весьма тревожно, – продолжала «иностранная гувернантка», сопровождая Лену в душ.
Юная леди, по словам Огустины, всё время сбрасывала одеяла, металась, принимала позы, которые даже во сне простительны только маленьким девочкам, и кричала ерунду. Даже лаяла.
– Уав, уав! – показала Огустина.
– Вот, блин горелый! – опешила Лена и перейдя на английский, подстраиваясь под велеречивую манеру Огустины, поинтересовалась о том, откуда та знает все above-mentioned.
Огустина туманно ответила, что это входит в круг ее обязанностей. А за леди, находящейся в возрасте готовности к The first act off kindness, она просто как более опытная женщина должна присматривать.
Что это за «первое доброе деяние», Лена не поняла, да и факт тотального контроля ее поразил. Об этом она думала, правда безуспешно, всё время, пока принимала душ.
А пока же поинтересовалась, чего же ее не разбудили, раз и спать долго вредно, да и сон был явно не в радость.
Огустина назидательно возразила, что будить леди еще вреднее, чем позволять долго спать. Что юной леди пора самой вырабатывать привычку вставать раньше мужчин, приводить себя в порядок и выходить к завтраку в лучшей форме.
– Сказали бы вы это моей маме! – в сердцах посетовала Лена. – А то каждое утро ни свет ни заря: «Вставай, соня, в школу пора! Опять допоздна в „ушах“ просидела, меломанка малолетняя!»
– Юная леди посещает школу? – изумилась Огустина совсем не тому, что ожидала Лена.
– А как же?
– У вас в роду воистину своеобразные Традиции! – заявила «иностранная гувернантка».
И на том оставила девушку в глубоком недоумении.
«Ну нет, на психушку не похоже, – вторя своим прежним соображениям, сказала себе Лена. – Нет, скорее, здесь нормальный сбесится».
– Товарищи! – воскликнула она. – Что происходит? Что творится? Эх, товарищи, товарищи…
Неизвестно, да Лена впоследствии так и не могла ответить, ни себе, ни кому-то, кто спросил бы, в какой момент она поняла, что это иной мир. Когда утвердилась в этой мысли и встал на повестку другой вопрос:
Тогда что это за место?
Тогда как теперь быть?
Тогда как вернуться из этого странного ИНОГО МИРА домой?
На ум приходила и приходила одна и та же мысль – о темном шоссе с луной над зубцами елей.
Но что сделать для того, чтобы отмотать кино назад, вернуться, перевоплотиться обратно в свой мир, она не знала. И боялась, если честно, об этом думать.
Бояться думать иногда полезно для психики.
Но в то, второе, утро в странном доме она размышляла о странностях и гнала, гнала от себя тревогу за родителей и чувство вины перед ними.
И смутно ощущала, что есть нечто, что держит ее здесь. Как-то влияет и аномально направляет ход мыслей.
Это было и любопытство, и что-то еще.
Возможно, Остин – красивый, печальный, странный, юный и взрослый одновременно, богатый и несчастный.
Какой-то словно бы абстрактно влюбленный не в кого-то конкретно, а просто всем существом готовый полюбить и передающий как-то свою готовность, что подкупало.
Но для девочки в возрасте готовности к The first act off kindness это всё было сложно. Ее самоанализ сводился, по существу, к оценке себя как «гадкая» или «славная», в зависимости от того, как она поступает.
Гадкая – если идет из школы не прямиком домой, а самой дальней дорогой. Гадкая – если вместо уроков битый час рисовала платьице для нарисованной же принцессы. Да не прошли у нее еще эти детские милые увлечения.
Славная, если удалось урвать пятерку по нелюбимой географии. Причем пятерку ни за что, а за помощь учительнице в развешивании карт перед уроком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109