Она прошла, как ребенок – со страхом, на цыпочках, в почтении, – к тому знакомому месту, где неизменно делала все покупки, подальше от колоды мистера Крэйка, туда, где прилавок сходился со стеной.
В прежние годы она, бывало, здоровалась с ним. Теперь же чувствовала, что ему такая фамильярность может не показаться, и тихо стояла в своем уголке, пока мистер Крэйк не соизволит ее обслужить.
Увидев, кто пришел, он решил не обращать внимания, а она пыталась заинтересованно и с улыбкой наблюдать, как он замахивается своим тесаком. Роста он был среднего, лысоват, носил очки в целлулоидной оправе – обычный сорокот. За одним ухом покоился толстый карандаш, за другим – сигарета. Его белый фартук свисал до ботинок, синяя мясницкая тесьма обмотана вокруг талии. Он рубил кость внутри красного сочного огузка.
Она выдавила:
– Хорошо выглядит, правда?
Он перевернул вырезку несколько раз, сдернул с рулона квадрат бумаги, расстелил его на весах и швырнул туда кусок. Мягкими опытными пальцами быстро его завернул. Она прикинула, что кусок потянет доллара на два – интересно, кто его купил, может, кто-нибудь из богатых американских покупательниц мистера Крэйка с Университетского холма.
Мистер Крэйк между тем взвалил остаток огузка на плечо и скрылся в леднике, закрыв за собой дверь. Казалось, он просидел там довольно долго. Потом вынырнул, сделал удивленные глаза при виде Марии, прокашлялся, защелкнул дверь ледника, накинул засов на ночь и пропал где-то в подсобке.
Мария предположила, что он вышел в уборную помыть руки, и подумала, не закончилась ли у нее паста «Золотая Пыль», и тут все, что нужно для дома, вдруг нахлынуло на нее, обрушилось на память, и слабость, будто обморок, охватила, похоронила Марию под лавиной мыла, маргарина, мяса, картошки и всего остального.
Крэйк появился снова с веником и начал сметать в кучку опилки вокруг колоды. Мария подняла глаза на часы: без десяти шесть. Бедный мистер Крэйк! Устал, наверное. Как и всем мужчинам, наверняка ему хочется горяченького.
Мистер Крэйк перестал мести и помедлил, зажигая сигарету. Свево курил только сигары, но почти все американские мужчины курили сигареты. Мистер Крэйк посмотрел на Марию, выпустил дым и продолжал подметать.
Она произнесла:
– Холодная погода у нас нынче стоит.
Мистер же Крэйк только кашлянул, и она подумала, что он не расслышал, поскольку опять скрылся в подсобке и вернулся с совком и картонной коробкой. Кряхтя и вздыхая, он согнулся и замел опилки на совок, а затем вытряхнул в коробку.
– Не нравится мне эта холодина, – продолжала она. – Мы Весны ждем, особенно Свево.
Мистер Крэйк еще раз кашлянул, но не успела она и словечка вставить, как он понес коробку в глубину лавки. Она услышала плеск текущей воды. Он вернулся, вытирая руки о фартук, такой славный беленький фартук. На кассе очень громко он выбил ПРОДАЖИ НЕТ. Она шевельнулась, перенеся вес тела с одной ноги на другую. Большие часы тикали себе дальше. Электрические такие, новые, тикают странно. Теперь настало ровно шесть часов.
Мистер Крэйк выгреб монеты из выдвижного ящичка кассы и разложил их на стойке. Оторвал клочок бумаги от рулона и потянулся за карандашом. Затем склонился и сосчитал дневные чеки. Возможно ли, что он не замечает ее? Но он же видел, как она вошла и встала тут! Он смочил карандаш кончиком розового языка и начал складывать цифры столбиком. Она подняла брови и подошла к витрине посмотреть на разложенные фрукты и овощи. Апельсины: шестьдесят центов за дюжину. Спаржа: пятнадцать центов за фунт. Ох ты ж господи, ох господи. Яблоки – два фунта за четвертачок.
– Клубника! – сказала она. – Да еще и Зимой! Это калифорнийская клубника, мистер Крэйк?
Он смел монеты в банковский мешочек и пошел к сейфу, возле которого присел на корточки и поиграл пальцами с цифровым замком. Большие часы тикали. Когда он закрыл сейф, на часах было десять минут седьмого. Он сразу же снова исчез в глубине лавки.
Теперь она уже не стояла с ним лицом к лицу. Пристыженная, измученная, с уставшими ногами, сцепив руки на коленях, она сидела на пустом ящике и смотрела в замороженные витрины. Мистер Крэйк снял фартук и бросил его на колоду. Оторвал от губ сигарету, уронил ее на пол и намеренно раздавил. Потом опять сходил в глубину лавки, вернулся с пальто. Только оправляя воротник, он заговорил с нею в первый раз:
– Давайте, миссис Бандини. Господи боже мой, я ж не могу тут всю ночь торчать.
При звуке его голоса она потеряла равновесие. Улыбнулась, чтобы скрыть смущение, но лицо ее побагровело, а глаз она не подняла. Руки ее затрепетали у горла.
– Ох! – вымолвила она. – А я… я вас ждала!
– Что брать будете, миссис Бандини – вырезку из лопатки?
Она встала в угол и сложила рот гузкой. Сердце у нее билось часто, она не могла придумать, что и сказать.
– Мне кажется, я хочу… – промолвила она.
– Давайте скорее, миссис Бандини. Господи, вы тут уже полчаса стоите и до сих пор не решили, что будете брать.
– Я думала…
– Вы хотите вырезку из лопатки?
– А вырезка из лопатки – это сколько, мистер Крэйк?
– Та же самая цена. Господи боже мой, миссис Бандини. Вы столько лет уже ее покупаете. Та же самая цена. Все время цена одна.
– Я возьму на пятьдесят центов.
– Почему вы мне раньше не сказали? – спросил он. – Я тут хожу, мясо в ледник убираю.
– Ох, простите меня, мистер Крэйк.
– На этот раз я вам достану. Но потом, миссис Бандини, если хотите, чтобы я вас обслужил, приходите пораньше. Господи боже мой, мне еще домой сегодня добираться.
Он вытащил срез мяса с лопатки и начал точить нож.
– Слушайте, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59