В каком возрасте? Что я несу?»
– Пора идти, - сказал Савич, стараясь не глядеть в глаза жены.
– Куда идти?
– К Елене Сергеевне, - сказал Савич. - Ведь мы не одни были. С другими тоже произошло.
– А какое нам дело до других? - Ванда обежала стол, наклонилась над Савичем, губами щекотала ухо.
– Ванда, не сходи с ума, - сказал Савич. Так бы он сорок лет назад не сказал. Не имел жизненного опыта. - Мы с тобой в коллективе. В любую минуту они могут прийти сюда, чтобы проверить.
Ванда выпрямилась.
– Ой, Никитушка, - сказала она. - Ты что имеешь в виду?
– Ты же понимаешь - надо осознать.
– Осознаю. К Елене спешишь?
– При чем тут Елена?
– А при том. Что я не видела, как ты на нее вчера вечером глядел? Думал, я старой останусь, а вы с ней молоденькими - и сразу любовь закрутите. Что, разве не так? Я ваши шашни сразу раскусила.
– У меня таких мыслей и в помине не было.
Но слова эти прозвучали неубедительно, Савич был как школьник, отрицающий перед мамой очевидное прегрешение.
Ванда криво усмехнулась. Полные розовые губки сложились в презрительную гримасу.
– А я уж решила... я уж думала, что ты меня увидел и понял.
– Понял?
– Понял, что тебе от меня никуда не деться. Тогда я тебя почти не знала - девчонкой была. А сейчас я тебя как облупленного знаю. Не решишься ты ни на что. Даже если она красивее, чем раньше, стала.
– А чего я испугаюсь?
– Всего. Общественности. Моих когтей. Ответственности - всего испугаешься, мой зайчик.
– Ванда, ты забываешься, - Савич тоже поднялся - ему неудобно было спорить сидя. - Ты позволяешь себе инсинуации. Мы с тобой скоро сорок лет женаты, и я ни разу не давал тебе повода...
– Помолчи. Это я не давала тебе дать повод. И контроль над тобой стоил мне нервов и усилий. Каждую девочку в аптеке под контролем держала!
– Я и не подозревал, что ты так низко пала.
– Почему же низко? Я семью берегла. Я ведь тоже могла бы другого найти, получше тебя. Но я - человек твердый. Нашла - держу. Мужья, мой милый, на дороге не валяются. Их надо хранить и беречь. Даже таких паршивеньких, как ты...
– Ванда!
Слова жены были обидны. Но Савич со всем своим многолетним опытом общения с Вандой вдруг понял, что дальнейшая перепалка не в его пользу. Он может услышать о себе совсем неприятные слова - а кому это хочется слышать?
– В сущности, мы ничего с тобой не знаем, - сказал он. - Возможно, средство подействовало только на нас. А остальные остались...
– Вряд ли, - сказала Ванда, но такая версия ей понравилась.
Она тут же направилась к шкафу одеваться.
– Это было бы смешно, - сказала Ванда, доставая платье.
– Да, это было бы смешно, - невесело повторил Савич, глядя, как жена надевает платье.
Платье было безнадежно, невероятно велико. Но Ванда не сразу заметила это, а, подойдя к трюмо, стала примерять рыжий парик, который обычно носила, чтобы прикрыть поредевшие и поседевшие волосы. Парик никак не влезал на пышные молодые волосы, и Савич спросил:
– Ванда, зачем ты это делаешь?
– Что делаю?
– Тебе парик не нужен. У тебя теперь свои волосы лучше.
– Ага, - сказала Ванда рассеянно, продолжая натягивать парик.
– Чепуха какая-то, - сказал Савич. - Свою красоту прятать.
– Не красоту, - ответила Ванда. - Красота при мне останется.
Савич тоже достал свой костюм и стал думать, как его подогнать - он ведь на человека вдвое более толстого.
Ванда кинула на мужа взгляд и расхохоталась.
– Мы тебе, Никитушка, джинсы купим, - сказала она.
– А пока?
– Пока? - Но Ванда уже смотрела в зеркало, рассуждая, что делать с ее платьем. Потом сказала: - Может, тебе подушку подложить?
21
Уже собирались уходить, как Милица ахнула:
– Самое главное забыла!
Она вытащила из комода шкатулку, вытрясла из нее на стол всякую старую дребедень, среди дребедени отыскался толстый медный ключ.
– Сейчас будет сюрприз, - сказала она. - Господа, прошу следовать за мной.
Они пересекли двор и остановились перед вросшим в землю покосившимся сараем, почти скрытым за кустами сирени.
– Сашенька, - сказала Милица. - Откройте дверь. Я думаю, вам это будет очень интересно.
Грубин потрогал тяжелый ржавый замок. Замок лениво качнулся.
– Его давно не открывали? - спросил он.
– Как-то я сюда заглядывала, - сказала Милица. - После революции. Не помню уж зачем.
Ключ с трудом влез в скважину. Грубин нажал посильнее. Ключ повернулся.
– Не ожидал, - сказал Саша, вынимая дужку.
– Но он же был смазан, - сказала Милица.
– А что там? - не выдержала Шурочка.
– Идите, - сказала Милица. - Я надеюсь, что все в порядке.
Саша Грубин шагнул внутрь. Поднялась пыль, закружилась в солнечных лучах. Темные углы сарая были завалены мешками и ящиками. Середину занимало нечто большое, как автомобильный контейнер, покрытое серым брезентом.
– Смелее, Саша, - сказала Милица. - Я себя чувствую дедом-морозом.
Брезент оказался легким, сухим. Он послушно сполз с невероятного сооружения - белого, с красными кожаными сиденьями автомобиля. Большие на спицах колеса, схожие с велосипедными, несли грациозное, созданное с полным презрением к аэродинамике, но с оглядкой на карету тело машины. Множество чуть потускневших бронзовых и позолоченных деталей придавали машине совсем уж неправдоподобное ощущение старинного канделябра.
– Ой! - Шурочка прижала руки к груди. - Что это такое?
– Мой последний супруг, - сообщила Милица, - присяжный поверенный Бакшт выписал мне это из Парижа. А полицейский исправник страшно возражал, потому что все свиньи и обыватели боялись. Даже у губернатора такого не было.
– Она бензиновая? - спросил Грубин, не в силах оторвать взора от совершенства нелепых линий этого мастодонта автомобильной истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81