Господа гуслярцы -

Кир Булычев
«Твоя Рашель…»
(Господа гуслярцы)

1
Обычно рассказы пишут для того, чтобы читатель мог насладиться образами персонажей и пейзажами, а в конце задуматься над смыслом прочитанной истории. Иначе бы рассказы не включали в хрестоматии и не мучили бы ими невинных детей.
В рассказе должна быть мораль. Даже не очень видная снаружи.
Вы завершаете последнюю фразу и понимаете: так жить нельзя!
Небольшое произведение литературы, к чтению которого вы сейчас приступаете, относится именно к этому роду литературы. И мораль его сводится к истине: «Подслушивать нехорошо». …Все началось шестого июля. Если вы помните, день тот выдался в Великом Гусляре жарким, томительным, но не беспощадным. И если ты обнажен до трусов, искупался в озере Копенгаген, улегся в тени векового дуба на редкую зеленую траву, щуришься, глядя сквозь листву на сверкающее солнце, и, отмахиваясь веткой от оводов, испытываешь редкое ощущение счастья, то поймешь, почему Минц с Удаловым лениво перебрасывались осколками фраз, не утруждая себя грамматикой.
– А на Кипре… - начал было Корнелий Иванович.
– Там другая широта, - ответил Лев Христофорович.
Помолчали.
Минц шлепнул себя по голому пузу. С озера неслись крики купальщиц, которые изображали танец русалок при луне.
Одна из русалок с грубым хохотом выскочила из воды и понеслась к кустам, преследуемая сатиром. Она ланью перескочила через Удалова.
– Ноги, - сказал Корнелий Иванович.
– Длинные, - ответил Минц.
– Акселерация, - сказал Удалов.
– Питание, гимнастика и желание выбиться в модели, - одолел длинную фразу профессор.
– Значит, не генетика? - спросил Удалов.
– Еще какая генетика, - возразил Минц.
Они лежали головами к метровому стволу дуба, который остался напоминанием о дубраве, посаженной здесь помещиком Гулем в XIX веке. По ту сторону ствола, разложив на траве махровое полотенце с уточками, аккуратно улегся относительно молодой человек, который приехал в Гусляр, чтобы войти в наследство теткиной комнатой, продать ее подороже и покинуть эту глухую провинцию. А пока не вступил в наследство, он скрывался от жары на берегу лесного озера, подобно аборигенам.
Звали молодого человека, которому суждено будет сыграть значительную роль в этой истории, Никитой Борисовичем Блестящим. Фамилия была по паспорту, но не исконная. Когда-то его дедушка приехал с юга, принеся с собой неблагозвучную харьковскую фамилию Прохановский. Он выучился на партийного публициста, борца с генетикой и кибернетикой, стал лидером гонений на вейсманизм-морганизм и прочие бесчеловечные исчадия американской реакционной науки и членом-корреспондентом Тимирязевской Академии наук.
Никита Борисович улегся под дубом, стал смотреть на небо и отгонять веточкой оводов. До него доносились визги и вопли купальщиц, и он тоже оценил длинные и стройные ножки местной нимфы.
Два старика, один толстый и лысый, другой потоньше, помельче, но тоже лысый, что лежали по ту сторону ствола, его не интересовали, и их разговор поначалу был для него пустым. Так что он постепенно задремал.
А Минц с Удаловым продолжали беседу.
– Почему? - спросил Удалов. - Природа распорядилась?
– С раннего детства, - согласился Минц.
– Иногда вижу - в коляске, а уже руководит, - улыбнулся Удалов.
– Если наблюдать, то увидишь, - сказал Минц.
– С какого же возраста?
Минц ответил не сразу.
Удалов взял бутыль с газированной водой «Гуслярский источник». Отпил из горла, дал другу.
Длинноногая нимфа верещала в кустах, видно, ее щекотали.
– Ты затронул важную тему, Корнелий, - произнес задумчиво Лев Христофорович. - Я тоже об этом думал.
– Вот именно, - согласился Удалов. Пока он еще не понял, о чем говорит Минц, но привык не противиться другу, потому что со временем из рассуждений Минца вырастали великие изобретения и открытия, а Удалову было приятно чувствовать себя причастным к таким делам.
– С какого момента дитя становится полководцем, развратницей или многодетной мамашей? Когда это открывается?
– Когда?
– Когда оно начинает пользоваться речью и свободно передвигаться, - сказал Минц. - Я проводил наблюдения в яслях, детских садах и школах. Это потребовало не один месяц полевых исследований.
– Чего же мне не сказал, - упрекнул его Удалов. - Мы бы с тобой вместе полевые исследования проводили.
– Скучное для непосвященного дело, - возразил Минц. - Но со временем дало свои плоды. У меня есть несколько дискет с обобщениями.
– Публиковать будешь?
– Рано, - ответил Минц. - И, можно сказать, опасно для человечества. Если мое открытие попадет в руки нечистоплотного мошенника, а еще хуже, политика, могут произойти совершенно неисправимые катаклизмы. Дай еще «Гуслярского».
– Может, искупаемся? - спросил Удалов.
Он делал вид, что очередное открытие Минца его никоим образом не интересует. Потому что заинтересованность всегда охлаждала профессора, и он мог прекратить рассказ.
– А тебе что, неинтересно? - обиделся Минц. - Ведь это не хухры-мухры!
– Интересно, Левушка, - поспешил с ответом Удалов. - Но если не хочешь, не рассказывай.
– Почему же это я не буду рассказывать?
– А может, ты подписку дал.
– Где еще я подписку дал! - совсем уж осерчал профессор. - Кого я боюсь?
– Прокуратуру, - невинно ответил Удалов.
И тут Минц взревел так, что лежавший за деревом Никита Борисович поджал ноги.
Минц глубоко вздохнул, помолчал, переживая гневный пароксизм, а потом заговорил:
– Я задумался о том, насколько непроизводительно работает природа. Наблюдаю я ребенка, вижу - вот вам генетически обусловленный военный, офицер, а может, и генерал.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2