Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился - нашел бы возбудителя, отыскал бы его врага или яд для него и сделал бы лекарство... Человек начинает буйствовать, он становится Диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом не будет помнить как все это произошло. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой, с этим припадком не надо бороться - надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство минует и он придет в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один... И если в деревне случается, что кого-то укусит снежная блоха, махонькое, ничтожное создание, он сам спешит к людям и просит: Свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает, он все понимает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут, и он исчезнет, а вместо него возникнет злое бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. И каждому страшно пережить те кошмары, те сны, которые мучат человека во время припадка. И поэтому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных.
- Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?
- Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только зачинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.
- Ой, горе какое, - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?
- Только что.
Дик зевнул.
- Мог не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
- Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.
- Да, еще этого не хватало, - согласился Дик. - Вылезай на мороз.
- Я тебя потом накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу с тобой.
- Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку. - Опять вовремя не выйдем.
- Ну, это же пройдет, - сказал Олег.
- После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, - сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, там, куда укусила блоха, не пропадало, Олег все время представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, совсем другим, чем в долине, где день всегда сер.
- Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.
- Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. Бедный Олежка.
- Не в первый раз мотаю, - сказал Дик, - жуткое дело, эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке у человека, как у сумасшедшего, появляются новые силы, он становится сильным, как медведь. Так что если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки. Томас хмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза его налились кровью, лицо было красное, распаренное. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такое беспокойство, неприятно понимать, что скоро твое "я" исчезнет. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах, если ими вот так овладевали бесы.
- Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... Всюду твари...
- Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я нескоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
- Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, и опять барахлит компьютер, - наверное, в него залезла блоха.
- И зачем мы только пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать.
- Других не было, - сказала Марьяна. - Больше некому идти. Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах... Голова Томаса начала увеличиваться...
- Ну вот, - сказал Дик. - Вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
- Тянет, - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
- Слушай... - Дик обернулся. - А где коза?
- Коза? Ночью я ее слышала.
- Где коза, я спрашиваю! - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала?
- Я ее привязывала, - сказала Марьяна. - Но она, наверное, развязалась.
- Где коза, я спрашиваю! - Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход - вот и подвернулась коза как символ всех неудач.
- Не сердись, Дикушка, - сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. - Коза, наверно, ищет, чего поесть, ей же надо есть...
- Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
- Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала, куда.
Дик внимательно осматривал снег вокруг, стараясь увидеть следы животного.
- Она вернется, - сказала Марьяна.
- Она вернется, - повторил Дик. - Только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоей глупости.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел песню.
- Марьяшка, согрей воду. - Олегу показалось, что голос его звучит твердо и громко, в самом деле он шептал почти беззвучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32