а к тому времени мы что-нибудь придумаем и, может, даже убежим вместе с Инной, или мои спонсоры сжалятся над моими чувствами и купят Инну у наших соседей. Мы с ней будем жить здесь и спать на моей подстилке, а нам купят с ней одинаковые трехцветные ошейники… С такими счастливыми мыслями я заснул.
Но проснувшись, я понял, что радоваться нечему.
Каждый телефонный звонок я воспринимал как звон погребального колокола, каждый пролетающий флаер мне казался вестником злой судьбы. Но судьба молчала до шести вечера. Именно тогда позвонил хозяин. Его зеленая морда занимала весь экран телефона, и я, стоя за спиной хозяйки, слышал каждое слово.
— Все в порядке, — сказал спонсор, словно разговор шел о том, чтобы купить мне на зиму новую попонку, — я нажал на него, сказал, что Тимофей представляет опасность для окружающих ввиду его чрезвычайной агрессивности, но нам бы не хотелось его усыплять, потому что моя жена к нему привязана… в общем, он согласен.
— Когда же? — спросила госпожа Яйблочко.
— Сегодня в двадцать один тридцать!
— Ты с ума сошел! У меня в двадцать двадцать массаж.
— Придется поступиться своими интересами, — сказал спонсор, — ради интересов домашнего любимца.
— Это ужасно! Я даже не успею приготовить тебе ужин!
— Как хочешь, — рявкнул спонсор. — Я не буду снова унижаться перед ветеринаром!
— Хорошо, хорошо…
Госпожа обернулась ко мне — она догадалась, что я стою за ее спиной.
— Вот все и обошлось, — сказала она, как будто операция уже прошла.
— Мы с тобой это сделаем и уже завтра обо всем забудем. Не печалься, выше голову, мой человечек! — Хозяйка погладила меня, и я был готов укусить ее за чешуйчатую ладонь, но удержался. Человек я в конце концов или нет!
— Иди в садик, погуляй пока, — сказала она. — Я ужин приготовлю и пойдем. Тут недалеко.
Просить, умолять — бессмысленно. Спонсорам чужды наши человеческие чувства. Они живут в рациональном мире, и даже странно, что в свое время, в дни Великого покорения, они не истребили всех людей. Может быть, именно наша эмоциональность, наши чувства, наши слабости вызвали в ком-то из спонсоров ответные чувства? Ведь недаром их психологи так рекомендуют держать человека в доме, в котором есть жабеныш, простите
— детеныш.
Наступил зябкий, вялый весенний вечер. Я вышел в сад. Конечно же, Инны не было видно — ее спрятали за семью замками. Но, может, она глядит сейчас в окно?
Я сорвал цветок ромашки и стал его нюхать, показывая всем своим видом, насколько я удручен и опечален. Если она смотрит, то тоже плачет. Что же делать, думал я, если бы было место на Земле или вне ее, хоть какое-нибудь место, чтоб там мог спрятаться и прожить оскорбленный и униженный человек — представитель гордой расы людей. Но я не желаю стать бродячим псом, который будет рыться на свалке и ждать того момента, когда его поймают и отвезут на живодерню! Нет уж — лучше смерть, лучше операция… Я видел этих замарашек, я видел, как их везут через город в фуре с решеткой, и они скалятся на прохожих потому, что им ничего больше не остается, как скалиться. Нет, человек
— это звучит гордо! Пускай я буду оскоплен, но я не склоню головы!
Рассуждая так, я отбросил ромашку и ходил по газону, заложив руки за спину и порой отмахиваясь от навозных мух, которые норовили сесть на мое гладкое, нежное тело.
— Эй, Тимоша! — услышал я насмешливый голос.
Мой друг Вик перепрыгнул через изгородь и оказался рядом со мной.
— Как только тебя пускают одного гулять по городу! — удивился я.
— Ты же знаешь — моя старая жаба не в состоянии за мной уследить. Да и не стал бы я слушаться.
— Вик, — сказал я, — у меня горе!
И я поведал ему о том, что скоро меня поведут к ветеринару.
— Честно сказать, — произнес Вик, выслушав мой короткий рассказ, — если бы такое произошло со мной, я бы убежал или повесился. К счастью, меня отобрали в производители, и мне пока ничего не грозит.
— Но почему тебе так повезло? Почему?
— Я из очень хорошей породы. Меня еще в детстве измеряли и исследовали. Целый месяц держали в евгеническом центре.
— Где?
— Там, где проверяют породы и выводят новые.
— А мне нельзя в этот центр?
— Поздно, мой друг, поздно, — сказал Вик. — Да и работа эта не по тебе. Все время ты должен заниматься спортом, соблюдать диету, быть готовым работать в любое время дня и ночи.
— А почему твоя спонсорша на это согласилась?
— Тщеславие, тщеславие, — вздохнул Вик. — Таких, как я, очень мало, а породистого детеныша хотят многие семьи. Не уличного, не случайного
— именно породистого. Кстати, я и здесь не случайно. В двенадцать мне
— в этот дом. На работу.
— Что? — Меня как током ударило. — Что ты имеешь в виду?
— Инна, которая здесь живет, ну, которая тебе понравилась!
— И ты… ты что?
— Сегодня с утра ее хозяйка позвонила моей и просит: мне срочно нужен ваш самец! Наша девица, говорит она, созрела, и вокруг нее уже вьются ухажеры… Тим, Тимка, ты что? На тебе лица нет.
Он отступил передо мной…
— Я как раз подумал, — продолжал он говорить, отступая, потому что он был большой дурак и не мог замолчать, пока не выскажет все, что в нем накопилось. — Вот смешно, ты к ветеринару, а я к ней. Правда, смешно?
Тут я и врезал ему в морду. Между глаз, изо всей силы.
Он был крупнее меня, он был сильней, но он не ожидал, что я могу его ударить. Домашние любимцы, особенно породистые, из хороших семей, никогда на дерутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16