– Черт его знает, я не разглядел. Только обратил внимание на то, что он одет для исполнения арии обжорства в опере нищих.
– Мальчики склонны к беспорядку в одежде, – заметила отличница Лидочка.
– Между нами существенная разница в возрасте, – ответил Глущенко, – я провел детство в серо-синем тюремном мундирчике советской гимназии. Это меня мобилизовало на достижение высоких результатов в учебе и общественной деятельности.
– Но потом, после школы?
– Я помню на первом курсе института у нас было большое дело против стиляг, – вспомнил Женя. – Они откуда-то доставали брюки дудочкой.
Женя и Лидочка повернули за угол, на Школьную улицу.
Толстое существо в свитере и с грязным волосяным хвостом к этому времени как раз достигло пятого дома и остановилось перед калиткой. Оно прислушивалось.
Потом слонопотам толкнул калитку и вознамерился шагнуть внутрь.
– Молодой человек! – не выдержала Лидочка, ее голос нарушил тягучую тишину теплого июльского вечера. – Вы к нам в гости?
Голос спугнул молодого человека. Он замер. Затем отпрянул от калитки. Повернулся и быстро пошагал прочь. Через тридцать шагов он свернул на перпендикулярную улицу.
– Кто это? Ему кто-то был нужен? – спросил Женя.
– Он спрашивал меня, где Школьная улица, – сказала Лидочка. – Неприятный тип.
– Может, ошибся, – сказал Женя.
Диспозиция на даче изменилась. Марина Олеговна с Итусей собирали в миски красную смородину. На это получили разрешение Сергея, так как хозяева дачи уехали больше чем на год и вряд ли вернутся, чтобы полакомиться ягодами. Нину Абрамовну Лидочка увидела на террасе, когда проходила на кухню, чтобы подготовить второе действие пира. Нина Абрамовна старалась узнать взгляды поэта Верескова на современное положение в начальном образовании. Поэт Вересков вертелся под ее настойчивым взглядом и уходил от прямых вопросов. Поэту Верескову хотелось домой, но его деликатная натура не позволяла прервать беседу.
Пуфик увидел Женю и помчался навстречу.
Сергей стоял на кухне и, запустив пальцы в бороду, читал страничку, вытянутую из пишущей машинки.
– Мы тебе мешаем? – спросила Лидочка.
– Нет, что вы! Я задумался...
– О чем?
– Надо будет вставить новую ленту в машинку. Еле видно – лента износилась.
– Мы встретили молодого человека, – сказала Лидочка. – Он спрашивал Школьную улицу, а потом хотел пройти сюда.
– Какого еще молодого человека?
– Совершенно дикого вида, – сказала Лидочка. – Толстый, ножищи от слона, коса от Аленушки.
– А лицо? Какое лицо? – Сергей был встревожен.
– Красное, красная рожа, щеки наружу.
– Странно, – произнес Сергей. Голос его дрогнул. – Что он тут делает?
– Ты его знаешь?
– Вроде как-то видел... да, видел, и он удивил меня своими габаритами. – Сергей ответил неохотно.
– Я удивилась, встретив здесь Нину, – сказал Лидочка. – Вы помирились?
– Нет, ничего не изменилось. Мы вроде бы и не ссорились. Сейчас ей нужна заверенная у нотариуса моя подпись, что я не возражаю против продажи дачи. Когда мы разводились, я отдал ей дачу, помнишь?
– Да.
– Но она осталась у нас в общем владении... впрочем, я точно не знаю.
– Она продает дачу?
– Да, она, кажется, решила уехать и теперь собирает деньги. Тебе помочь?
– Я сама. Мне тут осталось только колбасу поджарить и хлеб порезать – а ты иди на террасу к гостям.
– Мне не хочется туда, где Нина. – Сергей говорил серьезно. – Я до сих пор не могу отделаться от страха перед ней, от детского страха перед воспитательницей в детском саду. Она всегда хотела мною руководить. Даже в постели. И я всю жизнь ждал, что она сейчас задаст мне вопрос, а я не смогу ответить. Мне даже во сне снился кошмар: Нина вызывает меня к доске, а я не могу ответить. И она велит привести родителей. А как я их приведу, если они умерли столько лет назад?
– Неужели и сейчас ты ее боишься?
– Она постарела, – произнес Сергей. – У нее другие подопечные.
Голубчик, хотела сказать Лидочка, а ты ведь тоже постарел и, главное, сдал. Наверное, устал. Может быть, когда писатель кончает очередной труд, он выкладывается до конца. Но сейчас он видит лишь, как безжалостно годы обращаются с его бывшей женой.
– Она старается соответствовать своей должности, – сказала Лидочка.
– Ты ее никогда не любила?
– А почему я должна была ее любить?
– Да, – согласился Сергей. – Вы и не могли полюбить друг друга. Ты – воздух. Она – земля. Но ты знаешь, социально я чувствовал себя за ней как за каменной стеной.
– Поэтому чуть не ушел к Лизе Корф?
Лидочка была достаточно давно и близко знакома с Сергеем, чтобы позволить себе такую реплику.
– Наверное, – согласится Сергей. – Мужчине нужен кто-то, кого он мог бы опекать, о ком он мог бы заботиться. Нина никогда не давала мне такой возможности. Это невозможно. Для нее есть лишь одна жизненная роль: она – наседка, заботница – все остальные цыплята, которых надо воспитывать. И ушла она от меня не потому что нашей семье что-то грозило. К тому времени мой роман с Лизой Корф сходил на нет; роману уже было несколько лет. Это много. И я уже знал, что не женюсь на Лизавете. И Лиза знала об этом и не искала этого брака. У нее своя гордость... Нина ушла, потому что я слишком долго ее не слушался. Это было наказание. Я должен был покаяться, но не покаялся.
Лидочка порезала хлеб. Колбаса скворчала на сковороде. Лидочка знала, была уверена в том, что Нина оставила Сергея потому, что дождалась своего часа – на ее горизонте появился человек, крупный врач, доктор наук, который увлекся ею. И тогда Нина решилась на то, чтобы избавиться от Сергея, младшего научного, подрабатывающего статьями в «Знании-Силе» или брошюрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12