— Не объясняй ничего, — сказала она. — Это уже меня не касается.— А я ничего и не объясняю. Так... болтаю о чем-нибудь.Она чуть пожала плечами, и шлейка лифчика исчезла, утонув в вырезе рукава. На лице ее не было ничего, что я бы назвал выражением. И я вспомнил картину, которую видел когда-то давно — фотографию города, опустившегося на дно моря.— Мы знали друг друга раньше. Хотя и не очень близко... Вы не были знакомы.— Вот как?...Кошка на ее коленях потянулась, вытянув лапы во всю длину, и с легким шипением выпустила воздух из легких.Я молча смотрел на огонек сигареты.— От чего смерть?— Сбило машиной. Переломы в тринадцати местах.— Женщина?...— Угу.Закончилась семичасовая сводка дорожно-транспортных происшествий, и по радио вновь забренчал незатейливый рок-н-ролл. Она поставила чашку на блюдце и посмотрела мне в глаза.— Интересно... Я умру — ты так же напьешься?— Пил я вовсе не из-за похорон. Ну, разве что, первую пару рюмок...За окном разгорался новый день. Новый и жаркий день. В окошке над раковиной заискрился далекий пейзаж — сбившиеся в кучку небоскребы. Сегодня они сияли гораздо ярче обычного.— Выпьешь прохладного?Она покачала головой.Я достал из холодильника банку колы и выпил залпом до дна.— Девчонка, которая давала кому угодно... — сказал я. Словно соболезнование выразил: «При жизни усопшая вечно спала с кем попало...»— А это зачем мне рассказывать? — спросила она.Зачем? Я и сам не знал.— Так, и что из этого?.. Прямо-таки всем подряд?— Ну да.— Но тебе-то — дело другое, не так ли?Ее голос вдруг странно звякнул жесткими нотками. Я поднял глаза от тарелки с салатом и сквозь ветки засохшей герани посмотрел ей в лицо.— Почему ты так думаешь?— Ну, не знаю, — очень тихо сказала она. — Ты совершенно другого склада.— Другого склада?— У тебя такая особенность... Как в песочных часах. Когда весь песок высыпается, обязательно кто-то их переворачивает — и все сначала...— Что, действительно?...Ее губы дрогнули в странной полуулыбке — и сделались вновь бесстрастными.— Я пришла за вещами... Пальто зимнее, шапка и все остальное. Я там собрала все в ящик. Будут руки свободны — донеси до рассылки, ладно?— Да я домой к тебе завезу...Она тихо покачала головой:— Не стоит. Я не хочу, чтобы ты приходил. Понятно?И правда. Я совсем забылся и болтал уже то, чего в виду не имел.— Адрес ты знаешь, так ведь?— Да уж, знаю...— Ну, тогда у меня все. Извини, что так засиделась...— Как с бумагами? Больше ничего не надо?— Да, уже все закончилось.— Даже смешно, как все просто, а? Я-то думал, будет столько возни...— Всем так кажется, кто с этим еще не сталкивался. На самом деле оказывается очень просто... Когда все уже позади. — Она еще раз почесала кошку за ухом. — Разведись второй раз — и ты уже ветеран...Кошка зажмурилась, потянулась и затихла, пристроив голову на ее руке. Я сложил чашки и салатницу в раковину, потом чеком из магазина, как веником, смел галетное крошево со стола. Яркое солнце больно кололо глаза.— Я список оставила — там, на твоем столе... Где какие бумаги лежат. Дни, когда забирают мусор. Ну, и все остальное. Если что непонятно, звони...— Да, спасибо.— Ты хотел детей?— Нет, — сказал я. — Детей не хотел.— А я колебалась все время. Но раз все вот так — то и слава Богу, правда? Хотя, как ты думаешь — может, как раз с детьми все было бы по-другому?— Ну, куча народу разводится и при детях.— Да, наверное... — сказала она, вертя в пальцах мою зажигалку. — А я и сейчас люблю тебя. Только дело совсем не в этом... Я прекрасно все вижу сама. 2ИСЧЕЗНОВЕНИЯ(ее самой, ее фотографий и ночной сорочки) После ее ухода я выпил еще одну банку колы, потом принял горячий душ и побрился. Что бы ни брал я в руки: мыло, крем для бритья — все кончалось, шампуня оставалось на донышке.Я вышел из душа, причесался, освежил кожу лосьоном и вычистил уши. Затем поплелся на кухню и разогрел оставшийся кофе. За столом напротив меня никого уже не было. Взгляд мой споткнулся о стул, не котором больше никто не сидел, и я вдруг ощутил себя малым ребенком, который остался один на улице странного, фантастического города, что я видел когда-то на фасетной картинке... Впрочем, что говорить, — я давно уже не ребенок. Без единого проблеска мысли в мозгу я долго, глоток за глотком, отхлебывал кофе, пока не выпил весь, потом просидел без движения еще какое-то время и, наконец, закурил. Удивительно: я провел без сна ровно сутки, но спать совсем не хотелось. Тело пронизывало усталостью, и лишь голова, как дрессированное морское животное, еще оставалась на плаву и в попытках спасти утопающее сознание все выписывала над несчастным круги по воде безо всякого толку.Глядя на пустой стул напротив, я вспомнил историю, вычитанную однажды у какого-то американца. Человек, от которого ушла жена, несколько месяцев кряду не притрагивался к ночной сорочке, оставленной ею на спинке стула в столовой... Подумав еще немного, я решил, что идея, в общем, не так и плоха. Вряд ли, конечно, это как-то поможет — но все лучше, чем глазеть на горшок с пересохшей геранью... Да и кошка наверняка вела бы себя спокойнее, если бы в комнате остались какие-то вещи жены.Зайдя в спальню, я принялся открывать, один за другим, ящики ее шкафа; все оказались пусты — хоть шаром покати. Старый изъеденный молью шарфик, пакетик с порошком от моли да три пустых вешалки — вот и все, что я там обнаружил. Она выгребла все подчистую. Все склянки-пузырьки с парфюмерией, беспорядочной россыпью загромождавшие узенький туалетный столик, все ее пудры-помады-тени, зубные щетки, фен, все эти ее лекарства неизвестного назначения, тампоны-салфетки и прочая гигиеническая дребедень, вся ее обувь — от тяжелых зимних ботинок до сандалет и домашних тапочек, коробки со шляпами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16