Впрочем, днем, до захода солнца, он еще держался достойно. Уже несколько лет подряд я сознательно старался не встречаться с ним по вечерам, и поэтому, по крайней мере для меня, он еще оставался достойным человеком. Хотя я знал, что все его достоинства исчезают с наступлением темноты, как знал о том и он сам. В разговорах с ним мы ни разу не затрагивали этой темы, но оба знали, что каждый в курсе происходящего. Отношения наши по-прежнему оставались прекрасными. Но друзьями, как раньше, мы быть перестали.Не могу сказать, что мы понимали друг друга на все сто процентов (дай Бог, чтобы хоть процентов на семьдесят), но это был мой лучший приятель студенческих лет. И мне было особенно горько наблюдать, как такой человек опускался все ниже, теряя достоинство прямо у меня на глазах. Хотя — может, с такой вот горечью к нам и приходит зрелость...К моменту, когда я появился в конторе, он уже принял свою порцию виски. После одной порции, если ею ограничивался, он был еще в норме. Но в этом деле есть свой неизменный закон. Стоит начать с «одной», как вскоре как-то незаметно для себя переходишь и на «пару-тройку». Как только такое случится с ним, мне придется порвать с этой фирмой и искать другую работу. Стоя перед решеткой кондиционера, я просушивал взмокшее тело и отхлебывал приготовленный секретаршей холодный ячменный чай. Он молчал, я тоже не произносил ни звука. Пятна яркого полуденного света лежали фантастическими кляксами на линолеуме. За окном внизу, весь в зелени, раскинулся парк, крохотными точками на траве виднелись ленивые тела загорающих. Мой напарник сидел напротив меня и концом шариковой ручки ритмично тыкал в левую ладонь.— Ты что, развелся? — заговорил он, наконец.— Да уже три месяца! — ответил я, не отводя глаз от пейзажа в окне. Без темных очков болели глаза.— Почему развелся?— По личным причинам.— Ну, это понятно, — произнес он терпеливо. — Ни разу не слышал о разводе не по личным причинам.Я молчал. Вот уже много лет между нами было что-то вроде негласной договоренности: не касаться проблем личной жизни друг друга.— Я не собираюсь ничего выпытывать, — пояснил он, как бы извиняясь, — Но все-таки мы с ней тоже были друзьями, и это меня несколько... шокировало. Я ведь думал — вы хорошо ладили...— А мы всегда хорошо ладили. И разошлись без скандала.Озадаченный, мой напарник замолчал, только шариковая ручка все щелкала, тыкаясь в его распахнутую ладонь. На нем была темно-голубая рубашка с черным галстуком, волосы сохраняли аккуратные следы расчески. Одеколон и лосьон, судя по запаху, из одного набора. На мне же — майка, на которой Снупи Большеголовый щенок, персонаж американских мультфильмов и комиксов. Широко используется в японской рекламе

обнимался с доской для виндсерфинга, старенькие, добела застиранные «ливайсы» и замызганные теннисные туфли. На любой посторонний взгляд, он смотрелся куда приличнее.— Помнишь то время, когда мы работали вместе с ней, втроем?— Прекрасно помню, — ответил я.— Хорошее было время, — сказал мой напарник.Я прошел от кондиционера в центр комнаты, плюхнулся на шведский диван небесно-голубого цвета, заколыхавшийся подо мной, как желе, вытянул из настольной сигаретницы для посетителей штуку «Пэл-Мэла» с фильтром и прикурил от массивной зажигалки.— Ну и что?— Пожалуй, мы тогда схватились за слишком много дел сразу...— Это ты про объявления для журналов?Мой напарник кивнул. Я вдруг ощутил к нему что-то вроде сочувствия: он, видно, порядком помучился перед тем, как начать такой разговор. Я взял со стола увесистую зажигалку, повернул винт и укоротил длину пламени.— Я понимаю, что тебе неохота про все это говорить, — сказал я и положил зажигалку обратно на стол. — Но ты вспомни сам. С самого начала — не я принес эту работу, и не я предлагал ею заняться. Это ты ее нашел, и предложил ее всем тоже ты. Разве не так?— Тогда была вынужденная ситуация, я не мог отказаться. И к тому же, у нас была куча свободного времени...— Опять же, и деньги получились хорошие...— Да, мы тогда прилично заработали. И в контору попросторнее перебрались, и людей смогли побольше нанять. Я вот машину себе заменил, квартиру купил новую, обоих детей в частный колледж отдал — тоже прилично стоило... Все-таки к тридцати уже лучше что-нибудь иметь за душой.— Ну, ладно. Заработал — и заработал. Чего тут оправдываться?— Да вовсе я не оправдываюсь! — ответил мой напарник. Сказав так, он подобрал брошенную на стол авторучку и несколько раз легонько потыкал ею в ладонь. — Только знаешь... Сейчас, как вспомню те времена — как-то даже не верится, что все действительно было. Все эти наши долги на двоих, переводы чего ни попадя, объявления на стенах метро...— Ну, если ты чувствуешь, что давно не расклеивал объявлений — я и сейчас могу составить тебе компанию... Он поднял голову и посмотрел на меня.— Эй, я же не шутки шучу...— Я тоже, — ответил я.Мы помолчали.— Столько всего изменилось с тех пор, — произнес, наконец, мой напарник. — Скорость жизни, мысли людей... Вот, например, сейчас мы даже не знаем, сколько зарабатываем на самом деле! Приходит налоговый эксперт, сочиняет бумажки какие-то непонятные: «там вычитаем, тут погашаем, здесь у нас налог чрезвычайный» — и так без конца...— Но это везде так!— Да я понимаю. И даже понимаю, что без этого — никуда. Но раньше было все-таки... веселее.— «Дольше живу — и все выше тени невидимых стен у моей тюрьмы...» — пробормотал я себе под нос.— Это что такое?— Так, ерунда, — сказал я. — Ну-ну, и что же?— А то, что сейчас у нас — сплошное выколачивание денег. Мы просто эксплуататоры, кровососы — и ничего больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16