— Очень... по обязанности. Я вся как будто в газету завернута, ничего не чувствую... Ну и пусть! Обязанности выполняются — и слава Богу.— Но с открытыми-то ушами — в сто раз лучше?— Конечно!— Ну и открывай тогда! — удивился я. — Зачем специально думать о чем-то плохом?Она посмотрела на меня в упор, потом глубоко вздохнула.— Похоже, ты действительно не понимаешь... * * * Пожалуй, я и в самом деле слишком многого не понимал. Прежде всего, я не мог уяснить, почему она относились ко мне по-особенному. Как ни старался, я не мог найти в себе ни замечательных черт, ни просто странностей, которые хоть как-то отличали бы меня от остальных. Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась.— Очень просто! — сказала она. — Все потому, что ты сам меня захотел. Это — основная причина.— А если бы тебя захотел кто-то другой?— Ну, по крайней мере сейчас меня хочешь именно ты. И уже от этого становишься гораздо интереснее, чем сам о себе думаешь.— А почему я сам о себе так думаю? — осторожно спросил я.— Да потому, что ты живой только наполовину! — ответила она неожиданно резко. — А другая твоя половина так и остается нетронутой...— Хм! — только и выдавил я.— В этом смысле мы в чем-то похожи. Я блокирую свои уши, ты — живешь вполовину себя. Тебе не кажется?— Даже если ты и права, то все равно — другая моя половина не так... ослепительна, как твои уши.— Наверное! — улыбнулась она. — Я смотрю, ты и в самом деле ничегошеньки не понимаешь!Утопая в улыбке, она подобрала волосы наверх и одну за другой расстегнула застежки на блузке.Лето ушло. В выходной день, на закате уже сентябрьского солнца я валялся в постели, поигрывал пальцем с ее волосами и размышлял о китовом пенисе. Угрюмо-свинцовое море бушевало снаружи, свирепая буря ломилась в оконные стекла. Высокие потолки выставочного зала, вокруг — ни души... Китовый пенис, навеки отрезанный от кита, потерял всякий смысл китового пениса. Постепенно мои мысли вернулись к ночной сорочке жены. Как ни старался, я не мог вспомнить, была ли у нее вообще хоть одна ночная сорочка. В уголке мозга маячил образ — призрак ночной сорочки, свисающей со стула на кухне. Вспомнить, что это значило, у меня тоже не получалось. Было лишь странное чувство, будто уже очень долгое время я живу жизнью, принадлежащей кому-то другому.— Слушай, а ты не носишь ночных сорочек? — спросил я у своей подруги, сам не зная почему.Она приподняла голову с моего плеча и рассеянно посмотрела на меня.— А у меня и нет ни одной...— А! — сказал я.— Но если ты думаешь, что так будет лучше...— Нет-нет! — перебил я ее торопливо. — Я не к тому спросил.— Нет, погоди, ты только не вздумай смущаться! Я на работе ко всему привыкла, стесняться не буду...— Ничего не надо, — сказал я. — Мне совершенно достаточно тебя и твоих ушей.Разочарованно покачав головой, она снова уткнулась мне в плечо. Но чуть погодя опять подняла лицо:— Минут через десять тебе позвонят.— Позвонят?!.. — Я споткнулся взглядом о черный телефон у кровати.— Да. Раздастся звонок телефона.— И ты это знаешь?— Знаю.Пристроившись головой на моей груди, она закурила ментоловую сигарету. Чуть погодя мне прямо в пупок упал пепел; она вытянула губы трубочкой и принялась старательно его выдувать. Я поймал ее ухо и зажал между пальцев. Ощущение просто фантастическое. Мысли пропали, и лишь смутные видения да бесформенные силуэты вспыхивали и исчезали, сменяя друг друга в моей голове.— Разговор пойдет об овцах, — сказала она. — О многих — и об одной.— Об овцах?!..— Ага, — она передала мне до половины выкуренную сигарету. Затянувшись, я вдавил окурок в пепельницу. — Ну, а потом начнется охота. * * * Через несколько минут у моей подушки зазвонил телефон. Я взглянул на нее: она мирно дремала у меня на груди. Дав аппарату потрезвонить, я снял трубку.— Ты можешь приехать, прямо сейчас? — выпалил невидимый собеседник. Голос в трубке вибрировал, точно его хозяина поджаривали на сковородке. — Важный разговор!— Насколько важный?— Приезжай — поймешь!— Уж не про овец ли, случайно? — ляпнул я наугад. Не следовало этого делать. Я вдруг почувствовал, что сжимаю в руке кусок льда.— Откуда ты это знаешь? — спросила трубка.Но, как бы там ни было, охота на овец началась. Часть четвертаяОХОТА НА ОВЕЦ — I 1ДО ПОЯВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА СО СТРАННОСТЯМИ Существует много различных причин, отчего человек начинает регулярно и в больших дозах употреблять алкоголь. Причины могут быть разные, а результат, как правило, один.В 1973-м году мой партнер по работе был жизнерадостным выпивохой. В 1976-м он превратился в выпивоху с едва заметными сложностями в общении, а к лету 1979-го пальцы его уже сами тянулись к ручке двери, ведущей в алкоголизм. Как и многие пьющие регулярно, в трезвом виде это был человек обаятельный, если не сказать — утонченный, и достойный во всех отношениях. Он и сам о себе так думал. Оттого и пил. Ибо был убежден, что, выпив, сможет еще удачнее соответствовать представлению о себе как о достойнейшем и обаятельнейшем человеке. Конечно, поначалу у него получалось неплохо. Однако время шло, дозы все увеличивались, и спустя какое-то время едва уловимая погрешность программы — трещинка, возникшая неведомо когда, — разрослась и зазияла бездонной пропастью в общей схеме его жизни. Его достоинства и обаяние понесло вперед на таких скоростях, что он уже сам за ними не поспевал. Случай обычный. Но большинство людей ни за что не хочет считать «обычным случаем» собственную персону. А натуры утонченные — и подавно. В надежде снова найти в себе то, что уже потерял, он решил забрести еще глубже в алкогольный туман. С тех пор дела его шли только хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16