— И это все? Ничего больше не было?— То были страшные времена, сынок, — сказала Катрин Виллье. — Неверное слово, неприязненный взгляд или жест могли повлечь за собой немедленный арест, заключение в тюрьму и даже, случалось, депортацию. Оккупанты, особенно честолюбивые офицеры среднего звена, отличались крайней подозрительностью: они подозревали всех и вся. Каждая удача Сопротивления приводила их в ярость. Опасность грозила всем. С таким адом несравнимы даже самые мрачные фантазии Кафки.— И до сегодняшнего вечера вы не видели Жоделя?— Если бы мы его и увидели, то не узнали бы, — ответил Виллье-старший. — Я и сейчас с трудом опознал труп. Годы, конечно, меняют человека, но это же сущий скелет: он наполовину усох и стал ниже ростом, а лицо сморщилось в кулачок, как у мумии.— А вдруг это не он, отец?— Нет, это Жодель. Глаза у покойника были открыты, и они синие-синие, как безоблачное небо Средиземноморья... Твои точь-в-точь как у Жан-Пьера.— У Жан-Пьера? — тихо повторил сын. — Это вы так назвали меня?— Вообще-то это имя твоего убитого брата, — сказала Катрин, — но бедный малыш погиб, поэтому мы и назвали тебя так в память о Жоделе.— Значит, вы хорошо относились к нему...— Мы понимали, что никогда не сможем заменить тебе родителей, — поспешно продолжала Катрин, но старались, как могли. В завещании мы объяснили все, что случилось, но до сегодняшнего вечера нам не хватало духа рассказать тебе об этом. Мы ведь очень любим тебя.— Ради Бога, перестань, мама, не то я расплачусь. Да может ли кто-нибудь желать лучших родителей, чем вы? Чего мне не дано узнать, того я и не узнаю, но вы навсегда останетесь для меня родителями, не забывайте об этом.Телефон зазвонил так неожиданно, что они вздрогнули.— У репортеров ведь нет этого номера? — спросил Жюльен.— Надеюсь, нет, — ответил Жан-Пьер, потянувшись к трубке. — Его знаете только вы, Жизель и мой агент, даже моему адвокату и, уж конечно, владельцам театра он неизвестен... Да? — откликнулся он гортанным голосом.— Жан-Пьер? — Это была его жена.— Да, дорогая.— Я сомневалась...— Я тоже, потому и изменил голос. Со мной мама и папа, я вернусь домой, как только разойдутся газетчики.— Тебе нужно вернуться немедленно.— Что случилось?— Пришел один человек...— В такой час? Кто же это?— Один американец, он хочет поговорить с тобой о том, что произошло сегодня.— Сегодня... здесь, в театре?— Да.— Думаю, тебе не стоило его впускать, Жизель.— Боюсь, у меня не было выбора. С ним — Анри Брессар.— Анри? Какое отношение может иметь случившееся к Кэ-д'Орсей? На Кэ-д'Орсей находится министерство иностранных дел Франции, которое в обиходе так и называют.

— Слыша наш разговор, Анри улыбается со свойственным дипломатам шармом, но он не скажет мне ничего, пока ты не приедешь... Не так ли, Анри?— Конечно, так, милая Жизель, — донесся до Виллье его голос. — Я сам знаю очень мало или почти ничего.— Ты слышал, дорогой?— Да. А что американец? Хам? Ответь «да» или «нет».— Совсем напротив. Хотя, как сказали бы вы, актеры, в глазах у него «Священное пламя».— А как насчет папы и мамы? Они тоже должны приехать?Жизель Виллье спросила об этом своих нежданных гостей.— Несколько позже, — громко сказал человеке Кэ-д'Орсей. — Мы поговорим с ними позже, Жан-Пьер, — добавил он еще громче. — Не сегодня. * * * Актер и его родители вышли через центральный подъезд, тогда как сторож сказал прессе, что Виллье скоро выйдет через артистический.— Расскажешь, в чем дело, — попросил Жюльен сына. Расцеловавшись с ним, он и Катрин направились к одному из двух такси, вызванных по телефону из театра.Жан-Пьер сел во второе и дал шоферу свой адрес возле парка Монсо. * * * Вступление было кратким и тревожным. Анри Брессар, первый секретарь министерства иностранных дел Франции и близкий давний друг Виллье-младшего, спокойно заговорил, указав на своего спутника, высокого американца лет тридцати с небольшим, темного шатена с резкими чертами лица и ясными серыми глазами, настораживающе оживленными по контрасту с его мягкой улыбкой.— Это Дру Лэтем, Жан-Пьер, — офицер по специальным поручениям отдела американской разведки или — для непосвященных — отдела консульских операций. Судя по сведениям из наших источников, он находится в двойном подчинении — Госдепартамента и ЦРУ... Бог мой, хоть я и дипломат, но ума не приложу, как эти две организации могут сотрудничать.— Это не всегда легко, господин первый секретарь, но мы справляемся, — приветливо отозвался Лэтем. Его французский был не слишком беглым.— Быть может, лучше перейти на английский? — предложила Жизель Виллье. — Мы все свободно им владеем.— Очень признателен вам, — ответил американец. — Мне бы не хотелось быть недопонятым.— Этого не произойдет, — сказал Виллье, — но учтите, пожалуйста, что мы — я, в частности, — должны понять, что привело вас сюда сегодня, в эту страшную ночь. За сегодняшний вечер я услышал много такого, о чем никогда не подозревал. Вы собираетесь к этому добавить что-то, мсье?— О чем ты, Жан-Пьер? — вмешалась Жизель.— Пусть он ответит. — Виллье пристально смотрел на американца своими большими синими глазами.— Возможно, да, а возможно, нет, — ответил разведчик. — Я знаю, что вы разговаривали с родителями, но понятия не имею о чем.— Разумеется. Но вы можете предположить о чем, не так ли?— Признаться, могу, хотя и не знаю, много ли вам рассказали. События сегодняшнего вечера указывают на то, что вы никогда не слышали о Жан-Пьере Жоделе.— Совершенно верно, — сказал актер.— В Сюртэ юртэ — французская тайная полиция.

, где тоже ничего не знали и долго вас расспрашивали, убеждены, что вы говорите правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35