— Да. И в совершенно непредвиденной для русских форме.
— Как возникли Уэбстеры? — спросил Миллер. — Ясно, что они заботились о нем здесь, в США, но ведь мальчик сперва находился в Англии.
— Все произошло в результате случайного стечения обстоятельств. Уэбстер был полковником резерва, приписанным к Верховному командованию. В сорок восьмом он оказался по служебным делам в Лондоне. Его сопровождала жена. В один прекрасный вечер за ужином с друзьями военных лет они услышали о юном чехе, вывезенном из Праги и помещенном в сиротский дом в Кенте. Одно повлекло за собой другое: у Уэбстеров не было детей, история мальчика, почти неправдоподобная, заинтриговала их и они отправились в Кент провести с юным Гавличеком беседу. Здесь так и сказано «беседу» — какое холодное слово, не так ли?
— Но сами Уэбстеры, видимо, не были холодными людьми.
— О, конечно же нет. Уэбстер принялся за дело. Пришлось сочинить кое-какие документы, обойти некоторые законы, ребенок получил новое имя и был доставлен сюда. Гавличеку повезло. Он попал из английского приюта в комфортабельный дом в богатом американском предместье, рядом с одной из лучших в стране средних школ и Пристонским университетом.
— Под новым именем, — заметил Даусон.
— Наш полковник и его супруга считали, — с улыбкой сказал Стерн, — что пребывание в Гринвиче обязательно требует американизации, кроме того, они ссылались на необходимость соблюдать некоторую конспирацию ради безопасности ребенка. Что же, у каждого из нас свои маленькие слабости.
— Но почему же в таком случае они не дали ему своего имени?
— Мальчишка не согласился бы. Как я уже заметил, в нем постоянно жили воспоминания. «Неизгладимые впечатления», по выражению Пола.
— Уэбстеры еще живы?
— Нет. Сейчас им было бы лет под сто. Оба умерли в начале шестидесятых, когда Хейвелок учился в Принстоне.
— Там он и повстречался с Мэттиасом? — Вопрос Огилви звучал скорее как утверждение.
— Да, — ответил начальник консульских операций. — И это смягчило удар. Мэттиас заинтересовался молодым человеком, не только из-за его работы, но еще и потому, что его семья была знакома в Праге с семьей Гавличеков. Они принадлежали к интеллектуальной элите страны — обществу, разгромленному немцами и добитому русскими, которые, преследуя свои цели, похоронили тех, кому удалось выжить.
— Мэттиас знал историю Хейвелока?
— Да. От А до Я, — ответил Стерн.
— В таком случае письмо в досье по Коста-Брава приобретает гораздо больший смысл, — сказал юрист. — Я говорю о записке Мэттиаса Хейвелоку.
— Он настаивал на том, чтобы ее обязательно включили в набор документов, — сказал Стерн. — Нам это было заявлено весьма четко, дабы избежать недопонимания.
Предпочти Хейвелок не участвовать в операции, нам предписывалось бы санкционировать отказ.
— Знаю, — ответил Даусон. — Но прочитав в записке о пережитых Хейвелоком в юные годы страданиях, я решил, что Мэттиас имеет в виду только гибель его родителей во время войны. Я и не подозревал того, о чем услышал сейчас.
— Теперь вы все знаете. Мы знаем. — Стерн вновь обратился к психиатру. — Ваш совет, Пол?
— Он совершенно очевиден, — сказал Миллер. — Доставьте его сюда. Обещайте ему все, но обязательно привезите в Вашингтон. Мы не можем допустить нежелательного хода событий, опасных случайностей. Доставьте его живым.
— Согласен, это оптимальный вариант, — прервал медика рыжий Огилви. — Но Мы не должны полностью исключать и иные возможности.
— Ни в коем случае, — сказал доктор. — Вы же сами все уже сказали. Нам приходится иметь дело с параноиком. «Чокнутым». События на Коста-Брава носили для Хейвелока чрезвычайно личный характер. Весьма вероятно, что они послужили взрывателем к мине замедленного действия, заложенной тридцать лет тому назад. Какая-то часть его вернулась в прошлое и вновь защищает себя. Он возводит линию обороны против возможного нападения врагов. Снова скрывается в лесу, после казней, увиденных в Лидице, снова действует в детской бригаде с привязанной к телу взрывчаткой.
— Об этом, кстати, упоминает в своем донесении Бейлор. — Даусон взял со стола телеграмму. — Вот оно: «запечатанные конверты»... «безымянный адвокат»... Он вполне на это способен.
— Он способен на все, — продолжал психиатр. — Для него не существует никаких правил. Начав галлюцинировать, он может переходить из фантазии в реальность и в каждой фазе преследовать двоякую цель: во-первых, найти новые подтверждения того, что на него ведется охота, и, во-вторых, попытаться всеми возможными способами защитить себя.
— А как насчет встречи с Ростовым в Афинах?
— Мы не знаем, был ли вообще в Афинах какой-то Ростов, — сказал Миллер. — Возможно, Хейвелок встретил на улице кого-то, похожего на Ростова, и тогда эта встреча от начала до конца плод его воображения. Нам известно, что Каррас работала на КГБ. С какой стати человек в положении Ростова вдруг направится в Афины, чтобы отрицать очевидный факт?
Огилви чуть наклонился вперед и произнес:
— Бейлор сообщает, что Хейвелок расценил действия Ростова как «прощупывание» и при этом утверждал, что русский имел возможность похитить его.
— Почему же он этого не сделал? — спросил Миллер. — Бросьте, Ред. Вы десять лет на оперативной работе. «Прощупывание» или не «прощупывание», но окажись вы на месте Ростова и зная дела на Лубянке, вы вряд ли упустили бы возможность захватить Хейвелока в обстоятельствах, вытекающих из донесения. Разве не так?
Огилви задумался, глядя на психиатра, и после некоторой паузы ответил:
— Нет, не упустил бы. Потому что при необходимости мог освободить его раньше, чем стало бы известно о похищении.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40