Она не проявила ни неуверенности, ни колебаний. Итак, она ухитрилась пронести... сумела вынести за охраняемые пределы! Им все-таки удалось сделать это! Внезапно он почувствовал боль в сердце и понял ее причину... Страх. Обыкновенный, ничем не прикрытый тошнотворный страх. Он все вспомнил — воспоминания в воспоминаниях. Сейчас, когда он смотрел на нее, перед его взором стояли руины разрушенного поселения, сцены массового истребления. Лидице. И ребенок — один из множества, — спешащий через дымящиеся груды развалин для того, чтобы скорее доставить донесение, ребенок с набитыми взрывчаткой карманами. Неуверенность, секундное колебание и конец. Уход в историю.
Она все-таки дошла до ворот. Эти раболепные марионетки-охранники могли ухмыляться сколько им заблагорассудится. Она была просто великолепна. Господи, как он ее любил.
* * *
Ей удалось доползти до обочины дороги. Ее ноги и руки отчаянно работают, пальцы царапают землю в попытке скрыться, выжить. Там уже нет спасительной травы, луч прожектора быстро нащупает несчастную. И конец наступит мгновенно.
Он наблюдал, пригасив все чувства, изгнав всякую боль — простая лакмусовая бумага в человеческом облике. Он впитывал в себя картину без каких бы то ни было внутренних комментариев... как профессионал. Он познал истину. Этот клочок берега на Коста-Брава свидетельство ее вины, ее преступлений. Женщина, которая истерически визжит там, внизу, убийца, агент известной своей гнусностью Военной контрразведки — самого отвратительного подразделения советского КГБ. Подразделения, которое сеет терроризм по всему миру. Это неопровержимая истина. Он все проверил лично. Связывался из Мадрида с Вашингтоном. Этой ночью оперативный сотрудник Военной контрразведки Дженна Каррас по приказу из Москвы должна была передать группе Баадера-Майнхоф список лиц, подлежащих к уничтожению. Место встречи — уединенный пляж под названием Монтебелло, к северу от городка Блейнс. Такова неопровержимая истина.
Открытие этой истины неизбежно вело к следующему императиву — императиву, прямо вытекающему из его профессии. Тот, кто предает живых и сеет смерть, должен умереть. Личность не имеет значения, совершенно не важно... Майкл Хейвелок принял решение и не изменит его. Он сам организовал финальный удар в смертельной западне для женщины, которая подарила ему счастья больше, чем кто-либо другой на земле. Его любимая оказалась убийцей. Разрешить ей жить дальше — означало бы вынесение смертного приговора сотням или даже тысячам других. Императив.
Москва не знала о том, что в Лэнгли удалось расшифровать коды Военной контрразведки. Он лично передал последнее сообщение на капер, болтающийся в море в полумиле от Коста-Брава. Сообщение гласило: «КГБ подтверждает: контакт скомпрометирован связью с ЦРУ. Список фальсифицирован. Контакт подлежит ликвидации». Код считался практически не поддающимся дешифровке; ликвидация оперативника была гарантирована.
Она поднялась во весь рост! Сейчас это произойдет! Через мгновение умрет женщина, которую он любил. Обнимая друг друга, они мечтали о будущем, о том, как проведут оставшиеся годы вместе, о детях, о покое, о грядущем счастье. Тогда он верил в это. Но мечтам не суждено было осуществиться.
* * *
Они лежали в постели, ее голова — на его груди. Светлые мягкие волосы прикрывали лицо. Он отвел локоны в сторону, взглянул ей в глаза и, рассмеявшись, сказал:
— Ты прячешься.
— Мне кажется, нам постоянно приходится прятаться, — грустно улыбнулась она. — В открытую мы можем встречаться лишь с теми, с кем должны. Все просчитывается. Все регламентировано. Мы обитаем в какой-то передвижной тюрьме.
— Так долго продолжаться не может. Это не будет тянуться вечно.
— Пожалуй, ты прав. В один прекрасный день они решат, что мы больше не нужны, или же просто не захотят иметь с нами дело. Как ты думаешь, они нас отпустят? Или мы исчезнем?
— Вашингтон — не Прага. И не Москва. Мы покинем нашу передвижную темницу. Я с золотыми часами в знак почетной отставки, а ты с тайной наградой, о которой будет упомянуто в документах.
— Ты уверен? Ведь нам так много известно. Пожалуй, даже чересчур много.
— Это и послужит нам самой лучшей защитой. Особенно то, что известно мне. Они постоянно станут задаваться вопросом — а не спрятал ли он где-нибудь свою информацию в письменном виде? Давайте заботиться о нем, беречь его, тепло относиться к нему... На самом деле такая ситуация вовсе не редкость. Мы тихо выйдем из игры.
— Все время приходится думать о защите, — произнесла она, разглаживая его брови. — Ты никак не можешь забыть те первые ужасные дни?
— Они ушли в историю. Я давно все выкинул из памяти.
— А что мы станем делать?
— Жить. Я тебя люблю.
— Как ты думаешь, у нас будут дети? Мы станем провожать их в школу, заботиться о них, когда надо — бранить. Мы будем водить их на хоккей.
— Футбол... или бейсбол... Только не хоккей. Надеюсь, что будем.
— А ты чем займешься, Михаил?
— Скорее всего, преподаванием в каком-нибудь колледже. У меня в комоде завалялась пара дипломов с отличием, так что я очень на это рассчитываю. Я знаю, что мы будем счастливы. Верю в это.
— Чему же ты станешь учить?
Он посмотрел на нее, нежно коснулся ее лица, перевел взгляд на замызганный потолок видавшего виды гостиничного номера и ответил:
— Истории. — Затем он обнял ее и привлек к себе...
* * *
Световой луч рассек темноту. Вот он упал на нее — птицу, спасающуюся от огня. Ослепительный свет, который нес ей вечную тьму. Прогремела автоматная очередь — террористы расстреливали террориста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40