— Отец моей матери решил, что человек с западным образованием будет полезен для нашего народа. — Он пожал плечами.
— Вы учились в Лондоне?
— Сначала в других городах, потом — в Лондоне. Средняя школа, потом Лондонская школа экономики. Мои знания здесь никому не нужны. — Микроволновые печи звякнули, давая понять, что ужин готов. Махмут принес дымящиеся тарелки и миски и вновь сел за стол.
— Народ готовит себе руководителей — на тот случай, если вам удастся обрести свободу. Полагаю, кроме вас, посылали учиться и других людей?
— Разумеется. Несколько десятков человек на протяжении многих лет, в их числе моя сестра.
— Знает ли мир об уйгурах? Знает ли о вас ООН?
Смит и Махмут положили на тарелку ломтики тушеной баранины, лук, морковь, репу, томаты, посыпали перцем и имбирем. Из большой миски они доставали пригоршни крупного жареного риса, также приправленного луком и морковью. Махмут обмакивал баранину в маленькую мисочку с темным соусом и клал ломтики на хрустящие лепешки, заменявшие хлеб.
Смит последовал его примеру. Еда была пряная и очень вкусная.
— ООН? — переспросил Асгар, жуя. — Разумеется, они о нас знают. Но мы не имеем там представительства, поскольку это было бы неудобно для Китая. Наши земли нужны нам, чтобы выращивать урожай и пасти скот. Китаю нужны богатства наших недр. Нефть. Газ. Минералы. Вам нравится баранина?
— Восхитительно. Как вы называете эти хрустящие рисовые хлебцы?
— "Нан".
— А жареный рис?
Махмут расхохотался. Веселье уйгура плохо вязалось с горечью, прозвучавшей в его словах:
— Это называется «рис, который едят руками». Это древнее блюдо, общее для всех среднеазиатских народов. Мы рвались на запад, потому что были бедны и хотели лучших земель. Мы были жестоки, нами управляли великие вожди. Прошли века, наше время миновало — виной тому мелкие раздоры и мелкие государства, которыми управляли ничтожные умы. Со временем волна повернула вспять и в девятнадцатом веке захлестнула нас. Такое рано или поздно происходит со всеми народами. — Он посмотрел на Джона поверх ободка бокала. — Не забывайте об этом, американцы.
Смит неуверенно кивнул.
Асгар пригубил эль.
— Сначала появились русские. Они стремились в Индию, но по пути с удовольствием прибрали нас к рукам. Потом пришли китайцы, потому что они считали наши земли своими. Последними завоевателями были британцы, защищавшие «свою» Индию. Они назвали это «большой игрой», и вы начинаете ее снова. Единственное различие для нас и почти всего остального мира заключается в том, что место британцев заняли американцы.
— Ну а вы, уйгуры? Что вы делаете?
— Вы задали самый важный вопрос. Мы хотим вновь обрести свою страну. Или, поскольку у нас никогда не было страны в европейском понимании, мы стремимся вернуть себе свою землю.
— Вы здесь на нелегальном положении?
— Можно сказать и так. Пока нас немного, но с каждым днем в Синцзяне, за казахской границей и в других местах становится все больше наших сторонников. Увы, пока мы всего лишь бунтари, с которыми никто не считается. Мы — всего лишь мятежники, бандиты, действующие из-за угла. Мы раздражаем китайцев. Они заявляют, будто бы нас всего семь или восемь миллионов. Мы насчитываем тридцать миллионов. Но даже тридцать миллионов человек на лошадях и джипах бессильны против миллиарда на танках. Но мы должны сопротивляться. Хотя бы потому, что борьба у нас в крови. В результате мы стали «автономным округом». В общем и целом это бессмыслица, особенно если учесть, что Урумчи почти целиком заселен китайцами-хань. Однако это показывает, что мы тревожим китайцев в достаточной мере, чтобы они попытались подкупить нас.
Джон налил себе второй бокал.
— Именно поэтому вы рассказали Мондрагону о старике, который называет себя отцом нашего президента?
Махмут кивнул:
— Кто знает, правда ли то, что он о себе говорит? В любом случае он был и остается американцем, которого Китай тайно содержит в заключении уже шесть десятилетий. Мы надеемся, что этот факт подхлестнет интерес к договору по правам человека и систематическому подавлению Китаем национальных меньшинств, особенно тех, которые не имеют никакого отношения к китайцам. Мы живем куда ближе к Кабулу и Дели, чем к Пекину.
— Особенно если этот человек действительно отец президента.
— Именно так. — Асгар улыбнулся, вновь сверкнув белыми зубами.
Смит наконец отодвинул опустевшую тарелку и взял бокал.
— Расскажите мне об этом старике. Где он находится?
— В колонии неподалеку от Дацу. Примерно в ста тридцати километрах к северо-востоку от Чунцина.
— Что это за колония?
— Скорее, охраняемая ферма. В основном там «перевоспитываются» политические узники, мелкие уголовники и пожилые люди, которые вряд ли смогут бежать.
— Ослабленный режим?
— Да, по китайским меркам. Колония целиком обнесена забором и бдительно охраняется, но заключенные живут в бараках, а не в камерах. Связи с окружающим миром сведены к минимуму, посетителей почти не бывает. Старый джентльмен, который называет себя Дэвидом Тейером, пользуется некоторыми привилегиями — он живет в барачном отсеке всего с одним соседом, ему отдельно готовят пищу, дают газеты и книги. Но этим все и ограничивается.
— Откуда вы узнали о нем?
— Как я уже сказал, там много политических заключенных. Некоторые из них уйгуры. В колонии есть организация наших активистов и сеть распространения сведений со стороны. Тейер прослышал про договор по правам человека, сообразил, что наши люди настроены против китайцев и могут передать весточку на волю. Он рассказал им о себе.
Джон кивнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157