У него трое дочерей-подростков, очень трудных юных леди. Их дом походит на ад – вечные истерики, рок-н-ролл и запертые ванные комнаты. К тому же, жена Боба то и дело лежит в больнице. Я соблазнилась, потому что Боб с ума по мне сходил и по-настоящему любил Ренди. Я постоянно твердила ему, что Ренди тоже когда-то станет подростком, но Боб отвечал, что мальчики – это совсем другое дело. Как бы то ни было, в конечном итоге я на это не пошла. Любовный роман – это одно, и я, в сущности, не любила Боба, а наш брак означал, что рухнет другая семья. Я верю в такие вещи. Он перенес это довольно тяжело.
– Это видно.
– Да, я тоже так думаю. Он мне по-прежнему нравился. Боб превосходный юрист, с ним не так-то легко справиться на процессе. Ну, а теперь ты расскажи мне, что произошло у вас с женой.
Уоррен, как мог, пересказал ей свою историю. Мари заявила:
– Я не понимаю этого. Она, должно быть, сумасшедшая. Ты же отличный мужик.
– Спасибо. Честно говоря, я и сам по большей части этого не понимаю. Но, может быть, я не всегда был такой отличный.
– Да, всякое случается.
Но в этом ли было дело? – думал Уоррен. Последние дни Чарм лишь изредка занимала его мысли. Нельзя сказать, что он уже пережил ее уход, однако рана постепенно начала зарубцовываться. Безусловно, дружба с Мари помогла этому. После того вечера, когда она готовила ласагну, Уоррен почти каждую ночь проводил в ее доме. Вместе они разыскивали человека, которого нигде почему-то не было. Когда это занятие утомляло или обескураживало их, Уоррен разворачивался на 180 градусов и они ехали спать. Однажды они даже ходили в кино, где купили “попкорн” и держали друг друга за руки. Руки Мари были изящны и удивительно прохладны. Словом, всякое случается. Простое стечение обстоятельств. Мари казалась ему простой женщиной, вовсе не необычной, какою виделась Чарм. Но, может быть, с экстраординарными людьми труднее ладить и тем более жить. Слишком много драм и треволнений в сочетании с их сознательной стимуляцией. В себе самом Уоррен тоже не находил ничего необычного: он был простым трудягой-адвокатом. Однажды он обзавелся бы детьми, новыми стенами, на которых развесил бы свои фотографии, новой газонокосилкой. Возможно, ему и нужна была ординарная женщина, которая любила бы его и которую он без всяких эмоциональных закидонов любил бы сам. Ему хотелось гармонии и простоты. Что касается драм, тревог и самобичеваний, то он с лихвой получал их в своем суде. Может быть, простота и была ответом на его вопрос.
Уоррен поставил машину на стоянку около конюшен в Германн-парке, там, где он когда-то нашел и потерял Педро. Вечер был теплым, хотя и не настолько, чтобы выступил пот. Сквозь листву деревьев проглядывали мерцающие огни города, и Уоррену удалось разглядеть даже высотный дом, в котором жила Джонни Фей, – светящиеся и расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга окна делали его похожим на приборную панель реактивного самолета.
– Ты кого-нибудь видишь? – спросила Мари.
– Пока нет, но давай немножко порыщем в темноте.
– Насчет твоего “порыщем”. Скажи, ты когда-нибудь занимался любовью ночью, на траве под деревом?
– Ты это серьезно?
– Это такое дело, о котором я никогда не шучу. Или, по крайней мере, очень редко.
– А тебе случалось?
– Нет, но мне всегда хотелось попробовать. У меня в багажнике есть пляжное одеяло.
– Ты не возражаешь, если мы сначала все же поищем того человека? Чтобы я уже ни о чем другом потом не стал думать.
Мари вздохнула:
– О'кей!
Сарайчик за конюшнями оказался пуст, но Уоррен, благодаря карманному фонарику, заметил несколько пустых бутылок из-под пива и узелок со скомканным грязным бельем. Дверь в конюшню была закрыта. Уоррен расслышал, как за нею шуршат соломой копыта лошадей. Следуя за лучом фонарика, он прошел по пружинящей под ногами темной траве к площадке для выездки животных.
Мари схватила его за руку.
– Там кто-то есть. Похоже, какие-то двое парней.
Уоррен водил фонарем до тех пор, пока яркий луч не выхватил из темноты фигуры двух мужчин, которые отдыхали, прислонившись к ограде, окружавшей площадку. Мужчины курили и о чем-то тихо беседовали. Курят марихуану, догадался Уоррен по чмокающим звукам. Когда они с Мари подобрались поближе, крохотный красный огонек исчез за спиной одного из сидевших.
Голос спросил:
– Que paso? В чем дело! (исп.)


Уоррен направил свет фонаря в лицо одного из курильщиков.
Мексиканец. То же самое можно было сказать и о другом.
– Педро?
– Quien es? Кто это? (исп.)


– Я адвокат! Тот самый адвокат, от которого ты сбежал, негодяй! Я защитник Гектора. Я еще дал тебе сорок баксов, помнишь?
– Ах, да!
Педро повернулся к своему компаньону:
– Es el pinche adogado de Hector. Me queria ir al juez para ayudarle, recuerdes? Да это сам адвокат Гектора. Я собирался пойти к судье, помочь ему, ты помнишь? (исп.).

Чертов адвокат, который хотел, чтобы я пошел в суд и помог Гектору.
– Это твой друг Армандо? – спросил Уоррен, стараясь теперь быть чуть дружелюбней.
– Это Армандо. Он не говорит по-английски.
– Так что же с тобой случилось, Педро? Я приезжал, хотел тебя найти, но вы оба куда-то пропали.
– Я потерял работу, парень. Пришлось уйти. В миссии все-таки кормят. Но мне не понравилось в миссии. Я вернулся.
– Давайте уйдем отсюда, – сказал Уоррен. – Я куплю вам пива.
Уоррен отвез их в ближайший бар и купил кувшин разливного “Мичелоб”.
– Слушай меня, Педро, и ты тоже, Армандо. Вы нужны мне, ребята. И еще важнее то, что вы нужны Гектору. Суд над ним еще идет. На следующей неделе я должен представить своих свидетелей. Наступает моя очередь, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134