Развод… или возвращение к совместной жизни? Вне всякого сомнения, ни то, ни другое. Вероятно, что-нибудь в высшей степени тривиальное!
Рик захлопнул за собой дверь, а Джонни Фей, извинившись, удалилась в туалетную комнату, чтобы подкраситься и причесать волосы. Уоррен стал перематывать магнитофонную пленку, заняв себя наблюдением над тем, как крутились катушки – одна уменьшалась, а другая, наоборот, возрастала. Словно будущее и прошлое.
Джонни Фей вернулась с просветлевшими глазами. Уоррен сказал:
– У нас есть несколько минут. Давайте еще раз повторим все, что связано с пистолетом.
– Я это уже делала.
– Повторите для меня. Попробуйте на этот раз рассказать обо всем другими словами. На перекрестном допросе обвинитель будет клевать по одному и тому же месту, и если вы начнете твердить заученные фразы, это может произвести плохое впечатление на присяжных. Сосредоточьтесь на правде, но старайтесь видеть ее под разными углами зрения. Если буквально, то попробуйте посмотреть на себя из разных точек гостиной. Можете вы это сделать?
Одним из самых неприятных вопросов был следующий: застрелила ли она Клайда непроизвольно или она сделала это потому, что намеревалась его убить? И вводной частью вопроса было: сняла ли она предохранитель, отлично понимая, как сработает пистолет, или, не будучи хорошо знакомой с его действием, попросту нажала на курок и разрядила оружие? До сих пор Джонни Фей давала разные ответы. То она взводила курок, то вообще не помнила, когда это сделала: она намеревалась выстрелить в Клайда, но вовсе не хотела его убивать. Чаще всего Джонни Фей говорила: “Все произошло слишком быстро. Я на самом деле не очень хорошо это помню”.
Уоррен решил не спрашивать ни о чем подобном во время прямого опроса. Пусть это сделает Альтшулер. Пусть ему покажется, что он запугал подсудимую или вышел на то, что адвокаты называли рыбалкой.
Уоррен никогда не заставлял Джонни Фей выдумывать какие-то факты и сам никогда их для нее не выдумывал. Это не только вступило бы в противоречие с канонами адвокатской этики, но было бы против его собственных интересов. Никогда нельзя предусмотреть, что может сболтнуть обвиняемая, если такой опытный обвинитель, как Боб Альтшулер, заставит ее мчаться сквозь перекрестный допрос на бешеной скорости, а потом требовательно спросит: “Это мистер Блакборн велел вам так ответить, миз Баудро?” Или какого рода заявление она сделает, если суд присяжных признает ее виновной? Уоррен помнил о предательстве Верджила Фрира. До сих пор во время подготовки к перекрестному допросу Уоррен старался выражать свое отношение к ответам Джонни Фей либо ободряющей улыбкой, либо, когда она говорила не то, нахмуренными бровями. Пусть подзащитная привыкнет к этому. Пусть почувствует себя увереннее, воспринимая правду с наиболее выгодной стороны.
Джонни Фей ничего не ответила.
Уоррен снова спросил:
– Можете вы это сделать?
– Что произойдет, если я немного привираю?
– Простите, не понял?
– Видите ли, вы – мой адвокат. Это все конфиденциально, правда? Поэтому я вас спрашиваю: что случится, если я действительно чего-то не помню? Или вдруг я помню что-то такое, что может затянуть мои титьки под пресс, а потому я вместо правды рассказываю так, как лучше для меня?
Уоррен на мгновение задумался. Не то, чтобы он сомневался в ответе. Он думал, как объяснить это ей, чтобы она поняла и не смогла забыть.
– В случае, если бы вы солгали, Джонни Фей, исход мог бы быть двояким. Не исключено, что вы могли бы благополучно с этим проскочить. Либо, если бы обвинителю удалось сломать вас и заставить смутиться, либо, если появился бы свидетель, способный вас опровергнуть, или привести какое-то веское доказательство против вас, либо в том случае, если бы вы уже раньше сказали кому-то правду и этот человек засвидетельствовал бы то, что мы называем “предшествующим противоречивым заявлением”, – вот тогда вы могли бы серьезно пострадать. Попасть под пресс, по всей видимости.
Уоррен сделал паузу, такую значительную, какая только получилась.
– И тут есть еще один момент. Если я ставлю вас на свидетельское место, следовательно, я ручаюсь за истинность всего, что вы скажете. Если мне известно, что вы собираетесь лгать, я не могу допустить этого. Таковы правила.
– Забавная игра, адвокат, – сказала Джонни Фей.
В следующее мгновение Уоррен услышал знакомый гул “мазды”, въезжавшей на маленькую бетонированную автостоянку. Раздался громкий, характерный хлопок дверцы.
– Это моя жена, – сказал Уоррен. – Я отвлекусь всего на несколько минут. Мы закончим после ее отъезда. Подумайте над тем, что я вам сказал.
Он стряхнул с коленей крошки от чипсов, встал и отправился к холодильнику за пивом. Через минуту, в течение которой Уоррен представлял Чарм подкрашивающей губы, ее быстрые шаги приблизились к двери. Похоже, она была в “найксах”. Уоррен растерянно покачал головой. Господи, как много я о ней знаю.
Чарм, одетая в джинсы-”варенки” и майку с эмблемой “Гринпис”, замерла в дверях с вопросительным выражением лица, и глаза ее метнули несколько стрел в сторону особы, сидевшей за столом. Уоррен представил женщин друг другу.
– Я поистине польщена знакомством с вами, – сказала Джонни Фей. – Не могу сказать, чтобы я очень часто смотрела “Новости”, но когда я это делаю, всегда вижу там вас вместе с парнем, имя которого мне никак не удается запомнить.
Чарм ответила прохладной улыбкой, повернулась к Уоррену и сказала:
– Я думала…
– Ты говорила, что тебе нужно всего несколько минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134