В двух саженях от него переводил дух мускулистый чеченец с крашеной бородой, усами и ногтями, который набивался в женихи к Айсет.
Девушка при встречах так живо описывала его, что ошибиться было невозможно – мощное туловище на толстых коротких ногах покачивалось с боку на бок, длинные сильные руки будто приготовились кого-то хватать, узкий лоб и чугунный затылок дополняли угрюмую картину. Шеи у этого человека почти не было, она ушла в покатые плечи, в ладонях он сжимал старинное ружье с кремневым запалом.
Панкрат прикинул, что пороху на полку соперник еще не насыпал, иначе тот распылился бы по тропе во время погони, значит, у него имелось первоначальное преимущество. К тому же абрек стоял к нему спиной, подставляя ее под удар.
Долго раздумывать не имело смысла, ко всему, вдали снова послышался нетерпеливый собачий лай. Могло статься, что пес отстал от хозяина, увлекшись погоней за какой-то дичью, и сейчас разыскивал его по следам.
– Эй, ночхой, повернись ко мне лицом, – по-татарски сказал Панкрат.
Как и все терские, гребенские и сунженские казаки, поселившиеся на Кавказе с незапамятных времен, он знал местные языки не хуже родного русского. Недаром только это обстоятельство да еще сила духа отличали вольных русских людей от кавказцев. Женщины в станицах по-москальски повязывали лишь головные платки, остальное – одежда, повадки, весь уклад жизни – было заимствовано у горцев.
Абрек развернулся, зашарил глазами по стволам деревьев с кустарником, пальцы его не переставая раздергивали мешочек с порохом, но казака, подавшего голос, он по-прежнему не замечал. Панкрат окликнул преследователя еще раз, он звал его по одной причине – тот был соперником, значит, имел право на честный поединок. Он подождал, пока противник зарядит ружье.
– Где ты прячешься, гяур, – чеченец наконец настроил ружье, в поисках цели поводил дулом по зарослям. – Выходи, поговорим по-мужски.
– Здесь я, медвежий выпестыш, не туда смотришь.
Казак вышел из-за карагача и, не опуская пистолета, сделал пару шагов навстречу сопернику. Тут же последовал выстрел, пуля чиркнула по щеке Панкрата, оставив на ней длинный след. Он присел, но в следующий момент трезвая мысль принудила его напружиниться. Больше чеченцу палить было не из чего, да он и сам это понимал, выдергивая из ножен турецкую саблю.
– Неверный гяур, я разрублю тебя на куски, как паршивого барана, – оскаливая зубы, брызнул он белой пеной. – Ты был у ручья, ты посмел разговаривать с моей невестой.
– Да, с прекрасной Айсет беседовал я, – не нашел нужным отпираться казак. Он смахнул рукавом черкески кровь с лица и добавил с нотами превосходства в голосе: – Завтра я переправлю любимую девушку на левый берег, и она станет моей женой.
– Этого не будет никогда!
Абрек прыгнул вперед, он был похож на медведя, поднявшегося на задние лапы, сабля в мощных руках казалась игрушечной, она полосовала воздух, отпечатывая в нем ослепительные высверки. Казак не стал дожидаться, пока его разделают на шашлык как безропотное животное. Вскинув пистолет, он нажал на курок. Но Аллах, как перед этим и христианский Бог, тоже был на стороне своего, или счел, что оба претендента имели на невесту равные права, потому что пуля лишь содрала кожу с обритого виска чеченца, прибавив ему бешенства.
Рев раненого зверя огласил окрестности, противник рванулся к Панкрату, занося саблю над головой, тот едва увернулся от удара, успев подставить шашку. А чеченец уже накапливал силы для нового броска, упорно приближаясь к Панкрату, он закрутил оружие в невероятной карусели. Умения у него было не отнять, впрочем, искусством джигитовки владели почти все кавказские воины. Когда до казака осталась пара шагов, незадачливый жених вдруг сунулся ему навстречу, пытаясь острием дотянуться до горла.
Панкрат куницей шмыгнул в бок, принудив противника полоснуть саблей по стволу карагача, а сам моментально принял боевую стойку. Он собрался с маху раскроить тяжелый затылок, но тут же отпрянул назад. Казак не ожидал такой прыти от соперника, с разворота пустившего оружие плашмя, намереваясь пройтись поперек его туловища. Снова оба поединщика затанцевали друг перед другом в смертельном танце, норовя подловить момент, чтобы подсечь врага наверняка.
Панкрат понимал, что стоит джигиту подобраться к нему вплотную, и бой можно будет считать законченным, такой силы ударов он не встречал ни у кого. Он попытался собраться с мыслями, но этого не получалось, противник не давал возможности принять верное решение, принуждая лишь защищаться. Будоража лесную чащобу грозным рычанием, он напирал разъяренным зверем.
И вдруг отдушина высветилась, она была связана с воспоминаниями отца о войне. Панкрат отвлек внимание соперника ложным выпадом, выхватил из ножен кинжал и метнул его в грудь абрека. Этот прием в здешних местах был неизвестен, чеченцы, как и казаки, им никогда не пользовались, предпочитая применять клинки не как метательные снаряды, а прямо по назначению.
Это было поразительно, но чеченец и здесь сумел среагировать, отбив кинжал кривым лезвием. И все-таки он не рассчитал, от неловкого движения рукоятка сабли вывернулась из пальцев, и оба клинка упали на землю. Казак рванулся вперед, чтобы нанести завершающий удар, заметив, что рука разбойника метнулась к ножнам на поясе, он с лету полоснул по ней. Широкая ладонь замерла на костяной ручке кинжала, уцепившись за нее железной хваткой. Чеченец вскинул обрубок кисти и издал душераздирающий вопль, от которого по телу Панкрата забегали мурашки. Чтобы прекратить надсадный вой, он воткнул острие шашки под газыри на черкеске соперника и провернул лезвие в ране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117