Борьба не на жизнь, а на смерть, идущая на маленьком клочке земли, расположенном на левом берегу Терека, не позволяла особо размышлять и заставляла совершать самые дерзкие поступки.
Дарган прицелился из пистолета еще в одного противника, едва удерживая рвавшийся наружу крик ярости. Выстрел побудил бандитов остолбенеть, теперь их насчитывалось всего двое, если не брать в расчет женщины в темных одеждах, закутанной в них по самые глаза.
Пока абреки приходили в себя, Дарган успел перекинуть ружье на грудь и послать пулю в лоб одному из них. Второй присел на корточки, суетливо задергал пальцем спусковой крючок. От страха он запамятовал, что перед этим сам разрядил ружье. А казак уже рвался к нему, воздев шашку над головой, он с лету полоснул по шее, прикрытой воротником бешмета, разрубая позвонки и сухожилия до самого горла, ударившего фонтаном крови.
В этот момент Дарган вдруг почувствовал, как что-то толкнуло его в правую руку, вмиг ослабив струной натянутые мышцы. Звука выстрела он не слышал, но осознал, что заряд послала именно эта женщина, замотанная платком. На лету перехватив клинок в левую руку, он в несколько прыжков преодолел расстояние до нее, стремясь попасть острием под подбородок. Только в последний момент какая-то сила заставила его искривить полет лезвия, направив его мимо женщины. Дарган остановился, он знал наверняка, что перед ним старшая дочь Ахмет-Даргана и что лучший выход из положения – не оставлять кровницу в живых. Но он понимал и другое, что на бабу оружия больше не поднимет.
Чеченка упала на колени, обхватила его ноги цепкими пальцами.
– Не губи меня, Дарган, ведь мы с тобой одной крови, – словно в молитве с воем закачалась она, платок развязался, светло-русые волосы накрыли умоляющие серые глаза, нос и губы. – Поднимать руку на родственника – большой грех.
– Кто тебе это сказал, женщина? – Он схватил ее за космы, едва владея собой, намотал их на кулак.
– Ибрагим сказал, он ездил за товарами в Пятигорскую и встретил людей из отряда моего отца Ахмет-Даргана, которого ты убил. А потом на рынке они показали ему на тебя.
Дарган заскрипел зубами. Его подозрения по поводу ночных похождений Ибрагима подтвердились, хотя все равно были неожиданными, ведь чеченец принял православную веру.
– Еще Ибрагим говорил, что у тебя много драгоценностей, которые ты привез из похода в богатую страну, где правил император Наполеон, – не уставала откровенничать старшая дочь главаря разбойников.
– Так вот кто продал меня!… – вскинулся казак, пораженный услышанным.
Меж тем, катаясь по земле, женщина продолжала умолять:
– Я первая дочь Ахмет-Даргана, у меня маленький сын и совсем крошечная девочка, у которых ты тоже отобрал отца. Ты сгубил двух моих сестер, оставил меня одну во всем свете. Я не знаю, кто первым нарушил закон гор на тропе войны, но, ради всего святого, пощади нас, последних из рода Ахмета Дарганова. Ведь я снова беременна, хотя еще не докормила грудью последнего ребенка.
– А кто в этом виноват, женщина?
– Мой муж, пусть Аллах на небе будет к нему справедливым, хотел иметь много детей. Он мечтал о мальчиках, а родилась девочка.
– А когда бирючонок вырастет, он начнет мне мстить?
– Никогда этого не будет, обещаю тебе. Я мать, и дороже сына и дочери у меня никого нет.
– Вашим обещаниям грош цена, для вас я гяур, как вы для меня – дикие звери.
– Я клянусь тебе ребенком, что в моей утробе, – понимая, что казак может не поверить ее словам, женщина выхватила из-под одежд маленький кинжал, полоснула себе по запястью и подняла окровавленные руки. – Не дай роду Ахмета Дарганова исчезнуть навсегда, ведь и ты для нас не чужой. Кровью клянусь…
Несмотря на то что вокруг были разбросаны трупы товарищей, Дарган тогда отпустил женщину. Из-под одежд у нее и правда выпирал большой живот. Она вошла в бурные воды Терека, переправилась на другой берег реки и, не оглядываясь больше, побитой собакой потащилась в аул, а казак, оставив поле боя нетронутым, побежал в станицу.
На окраине ему повстречались встревоженные люди, не отвечая на расспросы, он держал направление к площади, на которой стояла лавка армянина. Дарган застал Ибрагима внутри помещения за беседой со своим хозяином. Развернув выкреста лицом к себе, он молча вогнал в его грудь кинжал по самую рукоятку. Лазутчик схватился за черкеску казака, вытаращив бешеные глаза, медленно начал соскальзывать с лезвия на пол. Когда тело коснулось утрамбованной каблуками земли, непримиримый горец, ради мести притворившийся православным, был уже мертв.
Гонтарь знал эту историю от начала до конца. Он не в силах был понять, почему его лучший друг, не щадивший врагов, отпустил собственную кровницу. Этот странный случай не укладывался ни в какие рамки, заставляя невольно пожимать плечами.
– Что валяться в ногах, что заверять в верности по гроб жизни, на это татары были способны всегда. Про бабу не скажу, а мужчина у них на колени становится в трех случаях. В первый раз перед Аллахом, во второй – когда пьет воду из ручья и в третий – когда срывает цветок и дарит его женщине. Не мне тебе про это объяснять, – продолжая начатый разговор, друг налил чихиря в кружку и добавил, махнув ладонью по усам. – По мусульманскому учению обмануть или убить иноверца у них грехом не считается, наоборот, правоверный, поступивший так, после смерти попадает в рай. Не как у нас, любое живое существо принимается за божью тварь и требует к себе отношения одинакового.
– Женщина нарушила клятву на крови, – размышляя о своем, пристукнул кулаком по столу Дарган. – Такое православными тоже не прощается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117