– Ну, ты, вьюн, довольно! – остановила шута Юлия и склонилась, как мать над ребенком, над Анной, снова задумчивой, грустной и бледной.
– Знаешь, Аннет, и мне верится почему-то. Это Носач наш хорошо сказал про свое чутье. Чутья у него много. Будем верить, дорогая. Все-таки легче, чем вечно сомневаться и ждать беды, как ты делаешь. Сама себе портишь даже редкие светлые минутки… Брось, не думай!
– Оставь, Жюли… не уговаривай меня. Я не ребенок! – нетерпеливо отмахнулась принцесса. – Тебе хорошо… У тебя нет сына-императора. Нет вообще детей. А я…
Стук за дверью не дал ей досказать.
– Ее высочество герцогиня фон Бирон! – громко доложил камер-лакей.
– Проси! – приказала принцесса, поднимаясь, чтобы встретить гостью.
– Не забывает! – шепнула она Юлии. – То и знай заглядывает, чтобы полюбоваться, потешиться нашим горем. А там с муженьком-негодяем смеется потом…
– Это ее послали нынче, чтобы Миниха стеречь, пока он будет у тебя. Чтобы вы наедине толковать не могли! – также быстро зашептала Юлия. – Да поздно! Опоздала, кукла толстая. Верно, дольше обычного два лакея ее в стальной корсет затягивали, чтобы стянуть эти горы жиру, какие носит она, словно горбы, спереди и сзади… Вон идет, колыхается! – глазами указала девушка в соседний покой, куда дверь осталась нараспашку раскрытая камер-лакеем.
Там медленно плыла по ковру толстая, неуклюжая фигура герцогини, еще не слишком старой, довольно красивой лицом, но разжирелой непомерно. Даже высокие страусовые перья затейливой не по годам прически не могли придать роста или хоть немного скрасть, облегчить объемы этого ходячего комка жира.
– Ваше высочество!.. Как я рада! Как благодарна вам, что не забываете нас! – встреча-я среди покоя гостью, с реверансом приветствовала ее Анна, принимая самый любезный и довольный вид.
– Ах… уж могу ли я не помнить вас, дорогое дитя! – ответила гостья тоже с придворным, глубоким реверансом, от которого вся побагровела и громко стала дышать, как запаленная лошадь. – Вот только успел откушать мой герцог и пошел отдыхать, как я и собралась… Заехала навестить вас да поглядеть, как поживает его величество? И вы здесь, милочка! – снисходительно кивнула она на почтительный реверанс фон Менгден. – Вечно неразлучны с нашей принцессой. Делает вам честь.
В эту минуту Нос, стоявший поодаль, вдруг упал на спину, поднял ноги кверху, словно оглобли у телеги, и, закрывая руками лицо, запричитал пискливо гортанной фистулой, как на кукольном народном театре выкликает Петрушка:
– Ой-ой-ой, батюшки!.. Ой-ой-ой, матушки!.. Оглушило, ослепило, солнышком осияло. И не вижу носом, и глазыньками не слышу ничего! Ровно пташка райская в наш покой залетела. Уж с чего ты так цветешь да хорошеешь день ото дня, матушка наша, регентушка, государыня всесветлая, красота всесветная!.. Воистину, Господь проливает благодать на избранных чад своих. Облобызать следочки твои малые не поизволишь ли псу смердящему, Носачу горбящему, матушка, благодетельница наша… Всем дары дающая, ни от кого не берущая… Ангелица сущая!..
И, кубарем по ковру подкатясь к толстым ногам герцогини, шут высоко до неприличия поднял ей край пышной робы и взасос стал целовать его, мурлыча, словно кот, от притворного удовольствия.
– Ур-р-р… мур-р… кисанька… И ноженьки же… ровно колонки церковные, ровные да стройные. Сладости сколько на них наросло! Ур-р… мур-р… Вот уж ежели бы я был хороший мужчинка, такой красоты бы не стерпел… Либо вынь да положь, либо так бы и помер тут вот… у самого краешка!..
Герцогиня вся просияла, слушая эту грубую лесть, подносимую под видом простодушного восторга.
Анна потемнела и нахмурилась.
– Ты чего прилез? Прочь, шут! – не сдержавшись, прикрикнула она.
– Нет, ничего… Он мне не мешает! – снисходительно улыбаясь, заступилась герцогиня. – От простоты душевной болтает уродец. Он у вас забавный… Его и покойная императрица любила. Чего не заглянешь ко мне? Потешил бы деток наших. И подарочек получишь, гляди, носач-горбун!..
И концом расшитой золотом туфли она шутливо провела по лицу карлика.
– Я бы да не заглянул! Давно сбираюсь… Да… «самого» боюся! – извиваясь червем, пищал Нос, совсем по-собачьи потираясь спиной у ног глуповатой толстухи. – Не любит «сам»-то меня, я знаю… А уж мне бы к тебе бы, солнышко наше красное, как не заглянуть! Особливо теперь, когда и месяц ясный за горой не садится, у твоего хозяина не спросясь!.. И дневал бы… И ночевал бы… Коли можно, так нынче же я… Вот побегу собирать свои пожитишки… Мьяу… Гау!..
И с лаем, с визгом, с кошачьим мяуканьем выбежал шут из покоя, сделав незаметный знак Юлии.
Герцогиня, которую шут измял своими неуклюжими грубыми шутками и ласками, с трудом нагнувшись, старалась оправить подол пышной робы.
Анна, пользуясь этим, шепнула Юлии:
– Что стало с Носом? Что это все значит? Неужели и он…
Ничего не отвечая, Юлия успокоила ее движением руки, а глазами указала на герцогиню, как бы приглашая быть осторожной и внимательной к незваной гостье, успевшей уже привести себя в порядок.
Анна, приняв самый почтительный вид, предложила герцогине место на кушетке, ближе к огню.
– Не угодно ли вам сюда, ваше высочество.
– Нет, нет. Сидеть нельзя… Мне некогда. Я на минутку. У вас, кажется, сегодня уже было не мало гостей. Кадеты и наш милейший фельдмаршал. Любовались крошкой-императором. Они давно ушли? Жаль, я не застала… Не позволите ли и мне повидать его величество, и я поеду. Меня ждут… Герцог приказал сегодня поскорее быть дома. Он принимает сегодня свое лекарство для желудка, и я должна быть дома… Понимаете. Эти мужья – большие тираны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78