Во Внутрь: обширнейший подотдел внутренних дел, антенны телевидения упе
рты в бессмысленное небо. В жизнеупорных домах цацкаются с молодняком, в
питывают в себя немного того, что он отвергает. Только молодняк приносит
что-то, а молодым он остается недолго. (Сквозь решетки Восточного Сент-Лу
иса пролегает мертвая граница, дни речных лодок) Иллинойс и Миссури, миаз
м кучеройных народов, низкопоклонствующих в обожествлении Источника П
ищи, жестокие и уродливые празднества, тупиковый ужас Многоногого Бога п
ростирается от Кучевилля до лунных пустынь перуанского побережья.
Америка Ц не юная страна: она была стара, грязна и зла еще до первопоселен
цев, до индейцев. Зло затаилось там в ожидании.
И вечно легавые: уравновешенные и ловкие наймиты полиции штата с высшим
образованием, отрепетированная примирительная скороговорка, электрон
ные глаза просвечивают насквозь вашу машину и вещи, одежду и лицо; оскале
нные крючки больших городов, вкрадчивые деревенские шерифы с чем-то чер
ным и угрожающим в старых глазах цвета поношенной серой байковой рубахи
…
И вечно засады с машиной: в Сент-Луисе махнули студебеккер 42 года (в нем был
встроенный дефект конструкции как и в Бажбане) на старый перегретый лим
узин паккард и еле доехали до Канзас-Сити, а там купили форд, который жрал
топливо, как выяснилось, отказались от него ради джипа, который слишком г
нали (ни к черту они не годятся на шоссе) Ц и спалили у него что-то внутри, н
ачало греметь и перекатываться, вновь пересели на старенький восьмицил
индровый фордик. Если надо доехать до конца, с этим движком ничего не срав
нится, жрет он там горючку или нет.
А тощища США смыкается над нами как никакая другая тоска в мире, хуже, чем
в Андах, высокогорные городки, холодный ветер с открыточных пиков, разре
женный воздух как смерть в горле, речные города Эквадора, малярия, серая к
ак мусор под черным стетсоном, дробовики, заряжаемые с дула, стервятники
роются в грязи посреди улиц Ц и что вас поражает, стоит сойти с парома в М
альмч (на пароме налога на газ не берут) Швеция вышибает из вас всю эту деш
евую, беспошлинную горючку и прямо вытирает об вас ноги: в глаза никто не с
мотрит и кладбище в самом центре города (каждый город в Швеции, кажется, вы
строен вокруг кладбища), и днем совершенно нечего делать, ни бара, ни кинош
ки, и я взорвал свой последний кропаль танжерского чая и сказал: «Килогра
ша, а не пойти ли нам обратно на паром.»
Ничто не сравнится с американской тоской. Ее не видно, никогда не знаете, о
ткуда она подползет. Возьмите, к примеру, какой-нибудь коктейль-бар в кон
це боковой улицы подотдела Ц в каждом квартале свой бар, и своя аптека, и
рынок, и винная лавка. Заходите, и тут вас шарахает. Но откуда она берется?

Не от бармена, не от посетителей, не из кремовой пластиковой отделки табу
ретов у стойки, не из тусклой неоновой вывески. Даже не из телевизора.
А наши привычки лепятся этой тоской, как будет лепить вас кокаин, опережа
я антрацитовый соскок. А мусор уже на исходе. И вот мы здесь в этом безлоша
дном мухосранске строго на сиропе от кашля. И сблевали мы весь сироп, и пое
хали дальше и дальше, холодный весенний ветер свистал сквозь эту кучу ме
таллолома вобравшую в себя наши дрожащие и потные кумарные тела ведь вас
всегда сваливает простуда когда из тела вытекает мусор… Дальше сквозь ш
елушащийся пейзаж, дохлые броненосцы на дороге и стервятники над топью и
пнями кипарисов. Мотели с фанерными касторовыми стенками, газовой горел
кой, тощими розовыми одеялами.
Залетная мазь, гастролеры и шаровики, уже замочили лепил из Техаса…
А на луизианского лепилу никто в здравом уме никогда не наедет. Такой в шт
ате Антимусорный Закон.
Наконец, приехали в Хьюстон, где я знаю одного аптекаря. Я там пять лет не б
ыл, а он поднимает взгляд и моментально меня срисовывает, просто кивает и
говорит: «Подождите у стойки…»
И вот я сажусь и выпиваю чашечку кофе, и через некоторое время он подходит
, садится рядом и спрашивает: «Так что вы хотите?»
«Кварту гатогустрицы и сотню нембиков.»
Тот кивает: «Заходите через полчаса.»
И вот когда я возвращаюсь, он протягивает мне пакет и говорит: «Пятнадцат
ь долларов… Будь осторожнее.»
Двигаться настойкой дурцы Ц жуткая заруба, сначала надо выжечь алкогол
ь, затем выморозить камфару и отсосать эту бурую жидкость пипеткой; вмаз
ываться нужно в венярку, иначе схватите абсцесс, куда бы не вмазывали. Сам
ый ништяк Ц хапнуть ее с дуровыми сериками… Поэтому мы выливаем ее в бут
ылку из-под Перно и стартуем в Новый Орлеан мимо радужно переливающихся
озер и оранжевых всполохов газа, мимо болот и мусорных куч, крокодилов, по
лзающих по битым бутылкам и консервным банкам, мимо неоновых арабесок мо
телей, севшие на мель шмаровозы орут непристойности проезжающим машина
м со своих необитаемых островков помоек…
Новый Орлеан Ц мертвый музей. Мы гуляем по Толкучке, нюхтаря дурцу и сраз
у же находим Чувака. Мир здесь тесен, и душманы всегда знают, кто банкует, п
оэтому он прикидывает, какая, к чертям, разница, и толкает кому попало. Мы з
атариваемся гарриком и отваливаем в Мексику.
Обратно через озеро Чарльз и страну дохлых автоматов, южный конец Техаса
, шерифы, чпокающие черномазых, оглядывают нас и проверяют бумаги на маши
ну. Что-то спадает с плеч, стоит пересечь границу в Мексику, и неожиданно п
ейзаж лупит вас в лицо, и между вами с ним нет ничего, пустыня, горы и стервя
тники; крохотные пылинки, описывающие круги, а иные Ц так близко, что слыш
но, как крылья рассекают воздух (сухой сиплый звук), и когда они что-то заме
чают, то изливаются стремительно из голубого неба, из этого сокрушительн
ого проклятого голубого неба Мексики, черной воронкой вниз…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40