– До сих пор, насколько нам известно, он ни разу не терпел неудачу. Ему удавалось похитить всех, кого он хотел. А сейчас он отпустил двух детей, чтобы сбить нас со следа. Неужели вы не понимаете? Он водит нас за нос.
Полицейские этого не любят. Впрочем, преступникам такое тоже не нравится – во всяком случае, Уилбуру Дюрану. Казалось, мы включили свет в лаборатории Франкенштейна, когда начали откровенно его разглядывать.
– Нам необходимо отслеживать этого типа, пока он дает нам такую возможность – другого раза может не быть. До сих пор он оставался практически невидимым. А теперь позволил нам взглянуть ему в лицо и сам посмотрел на нас. Он бросает нам вызов, этот сукин сын думает, что он умнее нас.
В висках у меня застучало, ладони вспотели. Но я видела, как изменилось у всех отношение к происходящему.
Карл Торсен и его мать все еще оставались в комнате для допросов. Я обратилась к одному из патрульных полицейских:
– Вы не могли бы передать им, что я немного задержусь из-за другого дела?
С некоторым неудовольствием он кивнул.
– Скажите, что я постараюсь вернуться побыстрее. Принесите им приличный обед, и, если в участке нет свободных денег, я сама его оплачу.
Я направилась к своему столу, чувствуя, что начинается новый раунд безумия вокруг Дюрана. Я вдруг ощутила страшную усталость. Все детективы смотрели на меня. Когда Фред вместе с начальством скрылись в его кабинете, где принялись обсуждать новый поворот событий, раздался звонок.
Он вновь совершил попытку похищения – хотя прошел всего час.
Никто не знал, что сказать или сделать, и прежде всего начальство.
– Это послание, – сказала я.
Никто меня не слушал, кроме Спенса и Эскобара.
– Он говорит: «Поймайте меня, если можете». Именно это я и собиралась сделать с посторонней помощью или без нее. Если я все еще детектив.
Хотя Эррол Эркиннен и дал мне номер своего пейджера, я никогда им не пользовалась. Но положение было критическим. Психолог позвонил мне почти сразу.
– Трое детей сумели убежать от этого типа, и все они находятся в нашем участке.
– Подождите минутку, – сказал он, словно не понял моих слов.– И все трое убежали?
– Да. Все трое, уж не знаю, поверите ли вы мне.
– Это существенное изменение модели поведения – он играет с вами, хочет сделать какое-то заявление.
Как приятно, когда в тебя верят.
– Я это поняла, но остальные – нет. У меня складывается впечатление, что все сводится к нашему противостоянию. Речь больше не идет о мальчиках.
– Вероятно, вы правы. Он изменил схему и тем самым входит с вами в контакт. Я почти уверен, что он ждет от вас ответа.
– И я отвечу, можете не сомневаться. Но сейчас я должна побеседовать с детьми. Со всеми тремя сразу, поскольку мне кажется, что так они будут более откровенны. Мне нужна ваша помощь, поскольку лейтенант хочет, чтобы рядом со мной был «медик».
– Но я не медик.
– Вас ведь называют Док, не так ли? Для наших целей этого достаточно.
– Хорошо, – согласился он.– Я сейчас приеду. Только не давайте себя отвлечь этими маневрами. Вы знаете, что он собирается совершить настоящее похищение – и в самое ближайшее время.
– Но прежде я посажу его в тюрьму.
– Вы так думаете?
– Нет, я знаю.
Верный своему слову, Док появился через пятнадцать минут.
Все три группы находились в разных комнатах. Патрульные жаловались, что им приходится носить еду и питье для детей и их родственников из-за одного бесчувственного детектива, который нахально им это обещал.
– Участок превращается в настоящий мотель, – проворчала одна из них.
Интересно, а если бы на месте этих мальчиков оказался ее сын?
Прежде чем войти в комнату для допросов, Док отошел со мной в сторону.
– Они должны чувствовать себя непринужденно, – сказал он.– Им нужно привести себя в порядок?
Я не поняла.
– Как они отреагировали на попытку похищения? Может быть, кто-то из них обмочился?
– Насколько мне известно, нет.
– Прекрасно. Это хороший знак.
Мы представились, а потом поговорили с каждым ребенком отдельно в течение нескольких минут. Я вернулась к своему столу с ощущением, что беседовала с каменными стенами.
– Они говорят не слишком охотно, – удрученно заметила я.
– Они замкнулись из-за присутствия родителей. Нужно пообщаться с ними наедине, – задумчиво сказал Док.
– Разумно ли это сейчас? Им многое пришлось перенести. А в присутствии родителей они будут чувствовать себя увереннее.
– Они все сейчас уязвимы и испытывают нечто похожее на посттравматический синдром. Это дети, а вовсе не вымуштрованные солдаты. И у них нет механизмов приспособления, которыми обладают взрослые люди.
– Тогда зачем лишать их поддержки родителей?
– Может быть, вы правы. Я точно не знаю. Однако в одном я уверен: они думают, что родители ими недовольны. Как по-вашему, сколько раз родители им внушали: не разговаривайте с незнакомцами? Наверное, сотни. И что в конечном счете оказалось? Они вошли в контакт с незнакомым мужчиной.
Действительно, Эван был бы ужасно подавлен, доведись ему попасть в неприятную историю, о которой я его много раз предупреждала; более того, он бы не захотел со мной разговаривать.
– Они еще слишком малы, чтобы испытывать угрызения совести из-за того, что им удалось спастись, – продолжал Эркиннен.– Возможно, это произойдет позднее, но не думаю, что окажется существенным фактором. Часто возникает отсроченный эффект; иногда проходят годы. Конечно, можно лечить...
Я вернула его к реальности.
– Учить меня будете потом, Эррол. А сейчас я хочу, чтобы вы оставались рядом со мной, но вести беседу буду я. Однако мне не помешает пара конкретных советов о том, как применить ваши теории на практике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183