Бастиан вслушивался в этот звук с замиранием сердца. Но он помнил слова Граограмана о том, что, пока у него на шее Знак, ему ничто не угрожает.
Звук заглох и больше не повторился. Однако воцарившаяся тишина была едва ли не страшнее. Необходимо узнать, что случилось!
Он открыл дверцу и заглянул в огромную пещеру. Сперва он не заметил здесь никаких изменений, только свет висячих ламп стал гораздо более тусклым и пульсировал, словно замедляющиеся удары сердца. Лев сидел все в той же позе на каменной глыбе и, казалось, смотрел на Бастиана.
– Граограман! – тихо окликнул его Бастиан. – Что здесь происходит? Что это был за звук? Это ты?..
Лев не ответил и не шевельнулся, но, пока Бастиан к нему шел, следил за ним глазами.
Бастиан нерешительно протянул руку, чтобы погладить гриву Льва, но едва ее коснулся, в ужасе отпрянул. Грива была ледяная и твердая, как черная скала. И морда Граограмана, и его лапы были на ощупь такими же.
Бастиан не знал, что ему делать. Он увидел, что черные каменные створки большой двери медленно растворились. Только когда он поднялся по лестнице и оказался в длинном темном проходе, он вдруг задал себе вопрос: а зачем он выходит из пещеры? Что ему там делать? Ведь в пустыне нет никого, кто мог бы спасти Граограмана.
Но пустыни там уже не было.
В ночной тьме повсюду что-то поблескивало. Великое множество крохотных ростков прорастало из песчинок, которые были уже не песчинками, а опять стали семенами. Перелин, Ночной Лес, снова начал расти!
Бастиана вдруг осенило, что с этим каким-то образом связано окаменение Граограмана.
Он вернулся в пещеру. Пламя в светильниках вздрагивало, готовое вот-вот погаснуть. Он подошел ко Льву, обхватил руками его могучую шею и уткнулся лицом в его морду.
Теперь и глаза Льва были черными и твердыми, как скала. Граограман окаменел. Огонь в лампах вспыхнул в последний раз и погас. В пещере стало темно, как в склепе.
Бастиан горько заплакал, и каменная морда Льва стала мокрой от его слез. Потом мальчик свернулся калачиком между огромными лапами Льва и заснул.
Глава 15
Граограман, Огненная Смерть
– Ты так провел всю ночь, мой Господин? – раздался громыхающий голос Льва. Бастиан очнулся и протер глаза. Он сидел между лапами Льва. Лев наклонил к нему морду, в глазах его было изумление.
– А я… я думал, – запинаясь, пробормотал Бастиан, – я думал, ты окаменел.
– Так оно и было, – сказал Лев. – Я умираю, как только спускается ночь, и каждое утро снова пробуждаюсь к жизни.
– Я думал, это навсегда.
– Это всякий раз навсегда, – загадочно ответил Граограман.
Он встал, потянулся и принялся бегать по пещере взад и вперед, как это делают львы. Его огненная шерсть все ярче сверкала, отражаясь разноцветными бликами на плитах. Вдруг он остановил свой бег и поглядел на мальчика.
– Ты плакал из-за меня? Бастиан молча кивнул.
– Тогда ты не только единственный, кто спал между лапами Огненной Смерти, – сказал Лев, – но и единственный, кто когда-либо оплакивал его смерть.
Бастиан взглянул на Льва – тот уже снова бегал взад и вперед – и тихо спросил:
– Ты всегда один?
Лев опять остановился, но на этот раз он не посмотрел на Бастиана. Он даже отвернулся от него и повторил громыхающим голосом:
– Один…
Слово это эхом отозвалось в пещере.
– Мое владение – пустыня, и она мое творение. Куда бы я ни направился, все вокруг меня превращается в пустыню. Я несу ее в себе. Я сам из смертоносного огня. Что же еще может быть моим уделом, как не одиночество?
Бастиан сокрушенно молчал.
– Скажи… мой Господин, – продолжал Лев, подойдя к мальчику и глядя ему в лицо своими пылающими глазами, – не можешь ли ты мне объяснить, раз на тебе Знак Девочки Королевы, почему я должен умирать, как только наступает ночь?
– Чтобы в Разноцветной Пустыне мог вырасти Ночной Лес Перелин, – ответил Бастиан.
– Перелин? – повторил Лев. – А что это? И тогда Бастиан стал рассказывать ему о чудесах джунглей из живого света. Граограман, не двигаясь, удивленно слушал, а мальчик все описывал разнообразие и великолепие мерцающих и фосфоресцирующих растений, их непрерывный беззвучный рост, их сказочную красоту и невиданные размеры. Он захлебывался от восторга, а глаза Граограмана разгорались все ярче.
– И это чудо происходит только в те часы, когда ты окаменел. Но Перелин поглотил бы все и задушил бы сам себя, не будь ему суждено всякий раз погибать и превращаться в прах, как только ты пробуждаешься. Перелин и ты, Граограман, неразрывно связаны друг с другом, вы – одно целое.
Граограман долго молчал.
– Господин, – сказал он наконец, – теперь я вижу, что моя смерть рождает жизнь, а моя жизнь – смерть. И то и другое хорошо. Теперь я понимаю смысл своего существования. Я благодарю тебя.
Медленно и торжественно прошел он в самый темный угол пещеры. Что он там делал, Бастиан не видел, но до него донесся звон металла. Граограман вернулся, неся что-то в зубах. Он подошел к Бастиану и, низко склонив голову, положил свою ношу к его ногам.
Это был меч.
Однако выглядел он довольно неказисто. Железные ножны, в которых он лежал, заржавели, а рукоятка напоминала эфес игрушечной сабли, вырезанный из завалявшегося бруска.
– Ты можешь дать ему имя? – спросил Граограман.
Бастиан задумчиво разглядывал меч.
– Зиканда! – сказал он.
И в то же мгновение меч сам выскочил из ножен и прыгнул ему в руку. Он сверкал так ослепительно, что Бастиан едва мог на него глядеть. Заточенный с двух сторон клинок был легким, как перышко.
– Этот меч, – сказал Граограман, – изначально предназначался тебе, ибо только тот может без риска до него дотронуться, кто скакал на мне верхом и отведал моего огня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120