Однако только так и можно было переплыть Скайдан.
И Бастиан, пойдя на выучку к Мореходам в Тумане, постиг тайну их единения – ритмический танец и пение без слов.
Постепенно, в течение долгого плавания, он стал таким, как они, одним из них. Это было неописуемое ощущение самозабвения и гармонии, когда сила его воображения сливалась с силой воображения других, превращаясь с ними в единую силу. Он чувствовал себя воистину принятым в их сообщество, неотделимым от них, от целого. Чем больше он отдавался этому чувству, тем больше стиралось в его памяти, что в том Мире, из которого он пришел и куда искал теперь путь, каждый человек имел собственные представления и собственное мнение. Только одно он смутно помнил: свой родной дом и своих родителей.
И все же в нем жило еще одно желание, более сильное, чем желание не быть одиноким. И теперь оно шевельнулось в его душе.
Это случилось в тот день, когда он впервые заметил, что искалийцы достигают единства не потому, что сочетают как бы в едином хоре разные голоса, а потому, что они так похожи друг на друга. Им не составляет никакого труда чувствовать себя чем-то единым. Наоборот, у них нет ни малейшей возможности спорить или быть иного мнения, чем все остальные, поскольку никто из них не воспринимает себя как отдельную личность. Им не надо преодолевать противоречия и разногласия, чтобы вступить в гармоничные отношения друг с другом. И как раз это-то отсутствие трудностей постепенно стало все больше и больше не удовлетворять Бастиана. Их мягкость представлялась ему теперь вялостью, а всегда одни и те же мелодии песен звучали слишком монотонно. Он чувствовал, что чего-то в них ему не хватает, он испытывал тоску по чему-то другому, но не мог бы еще сказать, по чему именно.
Это стало ясно ему только в тот день, когда в небе над Морем Тумана вдруг появился огромный орел. Все искалийцы испугались и попрятались под палубу. Только один замешкался и не успел укрыться вовремя. Громадная птица с громким криком спустилась вниз, схватила несчастного и унесла его в клюве.
Когда опасность миновала, искалийцы вылезли из укрытия и спокойно продолжали плавание с пением и танцами, словно ничего не случилось. Их гармония не была нарушена, они не горевали, не плакали, они и слова не проронили о потере.
– У нас все на месте, – сказал один из них, когда Бастиан стал задавать ему вопросы. – О чем же нам горевать?
Один был у них не в счет. И, так как все они не отличались друг от друга, незаменимых не было.
Но Бастиан хотел быть самим собой, а не просто одним из многих. Ему даже хотелось, чтобы его любили за то, что он такой – такой, какой он есть. В общности искалийцев была гармония, но не было любви.
Он больше не стремился стать самым великим, самым сильным или самым умным, все это было уже позади. Он тосковал о том, чтобы быть любимым – хороший ли он или плохой, красивый или уродливый, умный или глупый – со всеми своими слабостями и недостатками или, быть может, даже как раз за них.
Но какой он на самом деле?
Этого он теперь уже не знал. Он так много даров получил в Фантазии, так много способностей и силы, что не мог найти среди всего этого самого себя.
С того дня он не участвовал больше в танцах Мореходов в Тумане. Часами сидел он на носовой палубе и глядел вдаль, туда, за Море Тумана Скайдан. Иногда он просиживал так всю ночь.
Наконец показался к берег. Корабль вошел в бухту. Бастиан поблагодарил искалийцев и ступил на твердую землю.
Земля эта заросла розами. Это был дремучий лес из роз всех цветов и оттенков. А по бескрайнему лесу роз пробегала узенькая тропинка.
И Бастиан пошел по ней.
Глава 24
Аюола Цветущая
Чем кончила Ксайда, рассказать можно очень быстро, но понять очень трудно. Вся эта история полна противоречий, как и многое другое в Фантазии. До сегодняшнего дня ученые и историки ломают голову, как могло такое случиться, а некоторые даже сомневаются в самих фактах или пробуют дать им совсем иное толкование. Но здесь события будут изложены так, как они происходили, а уж каждый пусть объяснит их себе, как умеет. В то самое время, когда Бастиан вошел в город Искаль, Ксайда со своими Черными Броневеликанами добралась до того места на пустоши, где железный конь развалился на куски под Бастианом. И тут у нее появилось предчувствие, что больше она уж его не найдет. Когда же она завидела земляной вал, на который вели следы Бастиана, ее предчувствие превратилось в уверенность. Если он вошел в Город Бывших Королей, он потерян для всех ее планов, останется ли он там навсегда, или ему удастся оттуда выбраться. Если останется, то потеряет силу, как все, кто там живет, и не сможет больше ничего пожелать. А если выберется, все его мечты о власти и величии угаснут. В обоих случаях игра для Ксайды проиграна.
Она приказала своим Броневеликанам остановиться, но они непостижимым образом не подчинились ее воле и продолжали маршировать дальше. Тогда она разгневалась, выпрыгнула из своего паланкина и встала у них на пути, широко раскинув руки. Но Броневеликаны, пешие и конные, продолжали шагать вперед, словно не замечая ее. И они ее растоптали. Но, как только Ксайда испустила дух, вся колонна замерла вдруг на месте, словно часовой механизм, в котором кончился завод.
Когда рыцари Избальд, Идорн и Икрион с остатками войска подошли к этому месту и увидели, что случилось, они ничего не поняли. Ведь этих пустых великанов приводила в движение одна лишь воля Ксайды. Выходит, воля Ксайды и заставила их ее растоптать? Но долгие раздумья были не в характере трех рыцарей, и они, пожав плечами, бросили это бесполезное занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120