Мичман Форкосиган.
Майлз проговорил сквозь зубы, выдергивая слова как клещами:
– А вы бы предпочли участвовать в беседе, которая бы сейчас имела место с вами, если бы я позволил себе замерзнуть, сэр?
Наступила тишина. Мертвая тишина. Набухающая, как убитое на дороге животное под летним солнцем.
– Вы свободны, мичман, – наконец процедил Метцов. Его глаза были двумя сверкающими щелочками.
Майлз отсалютовал, повернулся кругом и зашагал, прямой и натянутый, как какой-нибудь допотопный шомпол. Или как доска. Или как труп. Кровь стучала в висках, щека подергивалась. Мимо капрала, который стоял по стойке «смирно», не без успеха подражая восковой фигуре. Наружу за дверь, наружу за наружную дверь. Наконец в одиночестве в нижнем коридоре административного здания.
Майлз отругал себя мысленно, затем вслух. Ему действительно стоит попытаться выработать более нормальное отношение к старшим по званию. Он был уверен, что в корне проблемы лежало его чертово происхождение. Слишком много лет он путался под ногами целых стад генералов, адмиралов и высших управленцев в особняке Форкосиганов: за обедом, за ужином, все время. Слишком долго он сидел, тихий как мышь, стараясь стать невидимым, когда ему позволялось слушать, как они вели весьма откровенные споры и обсуждали сотни тем. Он видел их такими, какими они, вероятно, видели друг друга. Когда обычный мичман смотрит на своего командира, он должен видеть богоподобное существо, а не… будущего подчиненного. Свежеиспеченные мичманы в любом случае должны были быть существами достоинством ниже человека.
И все же… «Что это с этим парнем Метцовым?» Он встречал людей такого типа раньше, принадлежащих к разным политическим течениям. Многие из них были энергичными и эффективными солдатами, пока не лезли в политику. Звезда военных консерваторов как партии исчезла с небосклона еще во времена кровавого падения клики офицеров, ответственных за катастрофическое эскобарское вторжение, более двух десятилетий назад. Но опасность революции со стороны крайне правых, некой возможной хунты, собравшейся, чтобы спасти императора от его собственного правительства, – эта опасность оставалась вполне реальной в мыслях отца Майлза, он это знал.
Так не из-за некоторого ли тонкого политического запашка, исходящего от Метцова, у Майлза волосы встали дыбом на шее? Определенно, нет. Человек действительно политически тонкий попытался бы использовать Майлза, а не расправиться с ним. «Или ты просто рассержен на то, что он сунул тебя заниматься какой-то унизительной работой по уборке мусора?» Не обязательно иметь радикальные политические взгляды, чтобы испытать некое садистское удовольствие от того, чтобы назначить на такую работу представителя класса форов. Возможно, Метцова самого также опустил в прошлом какой-нибудь наглый фор-лорд. Политические, социальные, генетические… – возможностей было не счесть.
Майлз вытряхнул шум из своей головы, и заковылял прочь, чтобы сменить одежду на рабочую и найти затем инженерную службу базы. Сейчас уже ничем не поможешь, он завяз глубже, чем его скутер. Ему просто надлежит как можно больше избегать Метцова все ближайшие шесть месяцев. То, что так хорошо получалось у Ана, определенно получится и у Майлза.

Лейтенант инженерной службы Бонн готовился зондировать почву в поисках гусеничного скутера. Это был худощавый мужчина лет, вероятно, двадцати восьми – тридцати, со скуластым, щербатым лицом и с нездорового цвета кожей, покрасневшей от местного климата. Оценивающие карие глаза, руки умельца и некоторый сардонический дух, который, как почувствовал Майлз, был, должно быть, постоянно ему присущ, а не только направлен конкретно на Майлза. Бонн и Майлз хлюпали по поверхности болота, в то время как два техника из инженерной службы в черных утепленных комбинезонах сидели на крыше своего тяжелого транспорта, надежно припаркованного на ближайшем каменном выступе. Солнце было бледно, а непрекращающийся ветер холоден и влажен.
– Попробуйте где-нибудь здесь, сэр, – предложил Майлз, указывая направление и пытаясь оценить углы и расстояния на местности, которую ему довелось видеть только на закате. – Думаю, вам придется углубиться по крайней мере метра на два.
Лейтенант Бонн без улыбки посмотрел на него, поднял длинный металлический щуп в вертикальное положение и ткнул им в болото. Щуп застрял почти сразу. Майлз в недоумении нахмурился. Скутер определенно не мог всплыть наверх.
Бонн, не выказывая никакого удивления, навалился на стержень своим весом и повернул. Стержень начал вкручиваться вниз.
– На что вы наткнулись? – спросил Майлз.
– Лед, – буркнул Бонн. – Сейчас толщиной сантиметра три. Мы стоим на корке льда, он под слоем этой дряни. Похоже на замерзшее озеро, только вместо воды – грязь.
Майлз для проверки топнул ногой. Мокро, но твердо. Ощущения те же, как когда он разбивал здесь лагерь.
Бонн, наблюдавший за ним, добавил:
– Толщина льда меняется в зависимости от погоды. От нескольких сантиметров до полного промерзания. В середине зимы на это болото можно спокойно парковать транспортный шаттл. Приходит лето, и лед истончается. При правильной температуре он может за несколько часов растаять от кажущейся твердости до жидкого состояния. И обратно.
– Я… думаю, я это понял.
– Нажмите, – лаконично приказал Бонн, и Майлз, обхватив руками стержень, стал помогать его проталкивать. Он мог чувствовать хруст, с которым щуп продирался сквозь слой льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18